О том, что ждет мам всех мальчиков. Точнее и не скажешь!


Рожаешь его, мучаешься. Воспитываешь. Любишь, шьешь ему костюмы зайчиков, медведей, пиратов и роботов. Сидишь, не отходя от его постели во время болезней, читаешь ему на ночь «Волшебника из страны Оз». Мажешь зеленкой разбитые колени и следы ветрянки. Учишься разбираться в машинках, самолетиках, вертолетиках и сони плейстейшн. Вникаешь, кто круче: Человек-паук или Тони Старк, Оптимус прайм или Атом из «Живой стали». Объясняешь, как ездить на велике, как читать и рисовать. Плачешь на его первом звонке. Учишь его быть сильным и смелым, открывать дамам двери и подавать пальто. Зашиваешь порваную куртку, кричишь из окна, чтоб немедленно слез с дерева. Падаешь в обморок, когда он во дворе сломал руку, на тренировке сломан ногу, на катке сломал нос. Радуешься, что не шею. Краснеешь на родительских собраниях, услышав про систематическое хулиганство. Вместе с сыном пытаешься отыскать внезапно бесследно исчезнувший дневник. Плачешь при его первой победе на спортивных соревнованиях. Вникаешь, в чем отличие кед от бутсов, кто такой Овечкин, как сыграли наши.

Понимающе киваешь, услышав, что Серега первый начал. Удивляешься, как же быстро у него растут ноги. И руки. И весь он. Мучаешься от того, что он стал менее открытым, стал чаще прятать свои эмоции, реже целовать тебя в щеку, реже рассказывать про «какделавшколе», чаще на все вопросы отвечать «нормально».

Его первую и непременно ужасную во всех смыслах «любовь» встречаешь нервозно, в тайне надеясь, что это просто игра гормонов. Просишь отца рассказать сыну как-нибудь потихоньку о средствах контрацепции, ведь он сам еще ребенок, ему нельзя сейчас детей, его ждет великое будущее и тп.

Сидишь в коридоре с бутербродами, пока он сдает экзамены. Плачешь на его последнем звонке. Выбираешь ему первый взрослый костюм, показываешь, как завязывать галстук. Плохо спишь последний год перед призывом. И еще год во время призыва. Пишешь письма в армию раз в неделю. Зачеркиваешь дни на календаре. Сходишь с ума во время вступительных.

Про то, что твой сын стал первокурсником гордо рассказываешь всем знакомым. Умоляешь декана не отчислять твоего оболтуса. Гордо рассказываешь всем знакомым, что твой сын стал первокурсником снова, и теперь точно нашел себя. Умоляешь получить хотя бы диплом и плевать уже на оценки.

Плачешь-таки и на вручении дипломов, радуясь, что все плохое вроде бы позади.

И вот однажды он говорит тебе между делом, что сегодня к вам зайдет Маша. Или Лена. Или Катя. Или Юля. Или еще хрен пойми кто.

И не врет. Маша заходит. И заходит с такой регулярностью, что тебе начинает казаться, что Маше больше негде есть. А в то время, что Маша не заходит, твой дорогой сын пропадает у нее. Или гуляет с ней. Или встречает ее. Или провожает. А если не встречает, не провожает и не заходит, то просто разговаривает с ней по телефону. Маша считает в это время себя манной небесной, а твоего дорогого мальчика объектом воспитания. Она ему говорит, что подаренная тобой рубашка не сочетается с его цветом ремня. Что он убого (сама дура) пострижен. Что он зарабатывает маловато. Что у него это и то… И что она… хочет замуж.

«ЧЕГО? ЧЕГО ОНА ХОЧЕТ? Замуж? Так пусть выходит и отвалит от моего сына», — думаешь ты. А вслух говоришь: «Может, быть вам чуток подождать? Снимите квартиру. Поживите отдельно».

Маша празднует первую победу. Ты — первое поражение.

Его комната опустела. Остались только книги, детские игрушки, старый диван и медали с кубками. Дома он больше не ночует и не дневует. Иногда забегает на часик-другой сказать, что у него (как уже много лет подряд) все нормально и поесть. Ты к его приходу готовишься всю неделю, затем мечешь на стол 1001 блюдо (давно и прочно подозревая полу-невестку в том, что она его специально не кормит, а холодильник держит на замке, ключ от которого в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в шоке), рассказываешь всякую ерунду боясь, что во время паузы он соберется и уйдет. Но он все равно уходит. К ней.

И заходит все реже. И вот в один из таких заходов вдруг оказывается, что они женятся. Скоро. Они уже взрослые и все решили. Ты пожимаешь плечами, мол, решили, так решили. Справляешься о дате. Улыбаешься. Ночью, пока муж видит 25-й сон, смотришь фотоальбом. Останавливаешься взглядом на карточке с семилетним беззубым мальчишкой возле елки в костюме пирата. Тихонько всхлипываешь.

Твой дорогой мальчик теперь уже точно не твой. И твоим больше не будет никогда.

Он теперь ее муж, который теперь всегда будет есть ее борщ, ходить в подаренных ею рубашках, ездить в отпуск к ее маме. Маме, которой повезло чуть больше чем тебе, потому что она родила дочь. С ней советовались насчет того, достоин ли ее, Маши, твой дорогой сын. С ней советовались, какую одежду твоему дорогому сыну лучше купить, ее спрашивали, стоит ли им, детям, жить вместе. Ее спрашивали, жениться/не жениться, а если жениться, то когда. Она всегда останется женщиной №1 в жизни своего ребенка. А твоя судьба — стать женщиной №2.

Так что сына рожать нельзя. Ибо если у меня будет невестка, ей песец.

(с) Катерина Шурыгина