Ох... читала со слезами :(

О том, чего могло не быть. А также немного о мистике и медицине. И о чудесах.

Когда два года назад Алекс вынес эту тему в интернет, я его сильно ругала. Люди разные, и всем не объяснишь, но потом и сама разместила её главным статусом в сети. Я рада, что благодаря этому во многих семьях такого никогда не случится. Может быть, и в этот раз это будет не зря.

Я верю в то, что ничего в нашей жизни просто так не происходит. А события знаковые, от которых зависит тот или иной исход ситуаций, как и события-предупреждения, всегда имеют либо более яркую, либо какую-то мистическую окраску. Такие события нельзя пропускать мимо глаз и оставлять без внимания, иначе потом обязательно придется говорить что-то типа: « Вот не зря меня не пускали…» А ещё я верю в интуицию. Верю, потому что ей обладаю. И достаточно сильной. Другой вопрос, как научиться к ней прислушиваться, а не упрямо гнуть свою линию, чтобы потом не пришлось говорить « А ведь я знала, чувствовала и т.п.»

В последнее лето на Камчатке я, как-то проходя с половой тряпкой мимо телевизора, зацепилась глазом за экран. Вода с тряпки текла мне на тапок, а я смотрела, не в силах оторваться. Показывали документальный фильм об одном из отделений Склифосовского. Сюжет совершенно не касался ни меня, ни моих знакомых, но я досмотрела до конца и очнулась, только когда пошли титры….

В первый же день по приезду я попросила хозяйку убрать на недосягаемую высоту все опасные предметы, как-то: ножи, стиральные порошки, моющие и чистящие средства, лекарства, потому что возраст у белок был самый любопытный, а Аруся отличалась ещё какой-то просто сумасшедшей способностью пакостить на каждом шагу. Что-то под моим контролем было поднято, что-то заклеено вместе с ящиками скотчем. Девчата сразу облюбовали один ящик в кухонной стенке, в котором хранились всякие банки с крупами, сухофрукты и тому подобные вещи. Я навела в ящике ревизию, и постепенно у нас выработался своеобразный ритуал. Каждое утро мы с дочами вставали и шли на кухню. Пока я наливала и ставила чайник, Белки «наводили порядок» у себя в шкафу. Потом я усаживала их в детские столики и они смотрели, как мама готовит им завтрак.

Как я уже говорила, я была против того, чтобы оставаться в Пластуновской. Одно дело первые две недели, когда мы выбирали из Пластуновской и Северского района, другое дело, когда с районом уже определились. Тогда, это было просто желание не ездить туда-сюда. Потом уже нежелание возвращаться. Но я не могла убедить Алекса. Никак. Он был за рулем, и он просто вез нас назад…

Когда мы приехали из аэропорта в Пластуновку, оказалось, что кроме тетки с мужем, в доме проживаем ещё её сын с женой. Молодые ребята, по 25 лет, которые совсем недавно поженились и приехали из Красноярска на ПМЖ. Молодая невестка никак не могла найти общий язык со свекровью, как это часто бывает, и потому на кухню выходила только во время отсутствия второй…

Как-то раз, незадолго до того дня, когда мы нашли наш дом, мы с молодежью сидели в зале и болтали. Вдруг заходит т. Люба и спрашивает, слышал ли кто-нибудь ещё кроме неё стук в дверь? Я сказала, что да, я слышала. Она ответила, что там никого не было. И ушла, бурча себе под нос: «Беде дверь открыла!»…

В четверг 1 марта Алекс с Катериной уехали с самого утра в банк. Открывать новую карту. А я проснулась с чем-то диким внутри. Я не знаю, могут ли этим похвастаться мужчины, но уверена, многие женщины могут. Иногда бывает такое, куда-то очень нужно ехать, а тебе жутко «не хочется». Ты едешь, и нарываешься на какие-то неприятности, и ничего не получается. А в следующий раз всё проходит гладко и легко. Вот это «не хочется» я называю интуицией, предчувствием…

Так вот в тот день то, с чем я проснулась, было в тысячу раз сильней. В голове пульсировала одна мысль: «Мы должны ОТСЮДА уехать!!!!!» День пошёл как обычно, мы с дочами были одни. Кушали, играли. Я пыталась заглушить голос, звучащий в моей голове. Однако, чувство тревоги, если его можно тАк назвать, с каждым часом становилось всё сильнее.

В полдень я бросилась собирать вещи. Собрала всё до последней нитки, убрала-помыла и стала ждать Алекса. Я не могла сидеть, не могла стоять, я носилась из угла в угол, как мечется порой животное перед землетрясением или бурей. Чувство было невыносимым. Никогда ничего подобного я не испытывала в своей жизни, ни до, ни после. Это невозможно было не заметить, от Этого невозможно было отмахнуться, невозможно было отвлечься! Я придумывала и придумывала, ЧТО мне сказать мужу, чтобы УБЕДИТЬ его уехать.

Ребята приехали в пять, и Алекс сразу заметил сумки. Я подхватила его взгляд и сказала: «Мы сегодня уезжаем!» До самой ночи я убеждала, уговаривала, объясняла. А он просто спрашивал меня: «Объясни, почему нельзя подождать всего несколько дней?!» Я ничего не могла ему предъявить, кроме того, что чувствовала. Я кричала, умоляла: «Леша, будет беда! Я не знаю что, может скандал, может ещё что, но только это будет ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ плохо!»

В десять вечера мы сели за стол и они с Катей уговаривали меня успокоиться. «А об т. Любе ты подумала? Как так? Люди вас приютили, а вы уедете, даже не попрощавшись, не сказав до свидания?» Мне было плевать, я готова была всё сказать по телефону, только бы убраться оттуда. Лешка посмотрел на меня и сказал: «Значит так. Сейчас уже поздно. Дети уже спят. Давай, ночуем, завтра пятница, т. Люба рано придет. Попрощаемся и поедем». И я сдалась. Никогда, до конца дней своих я себе этого не прощу!

Как только я сдалась, голос исчез. И внутри образовалась какая-то звенящая тишина. Такое бывает, когда идешь в порог на горной реке. Когда ты уже не можешь отвернуть. Потому что Катя уже поставила бутылку….

Мы легли спать, и я провалилась почти мгновенно. Настало следующее утро. Обычное утро. Побегали по комнате, и пошли готовить завтрак. Наш любимый ритуал. Я взялась за чайник, дети полезли в свой ящик. Я налила немного воды (девчата терлись об мои ноги, лазая в своей тумбочке) повернулась к плите, поставила, включила, повернулась к дочам… Разум мой помутился. В руках у Кристины было открытая бутылочка с 75%ой!!! Уксусной эссенцией! Я рванула бутылку и так заорала, что Арина подпрыгнула и заплакала. А глаза Кристины становились просто квадратными. В моих глазах защелкали кадры… Я схватила её, по комнате пошла уксусная вонь и засунула её под кран. Она начала кричать, каким-то страшным, нечеловеческим голосом… Я мыла и мыла ей ротик, и кричала и кричала: «ЛЁША! ЛЁША! ЛЁША!!!!» А перед глазами щелкали кадры того самого документального фильма об отравлениях детей бытовой химией… Потом Лёша мыл ей ротик, я звонила в скорую, потом мы вместе мыли и мыли ей ротик...

Скорая приехала за 10 минут. Кристина сидела у меня на ручках и ни на что не реагировала. Приехали в Динскую. В приемном покое сидят две клуши. «Где детский врач?!», — Взревела фельдшер,- «Вам же сказали, что ребёнок тяжелый едет!» Мы сидели и ждали, ждали врача, а клуши болтали и болтали, Я схватила дочу и побежала в двери, а тут из них выходит реаниматолог: «Ну, где ребенок???» Первый час в реанимации ко мне подходили по очереди то один врач, то другой и расспрашивали, и расспрашивали, и говорили что-то типа: «Да она, наверное, не глотнула, как её выпить-то, 75-ти процентную?!» И только через час взяли анализы. Они были кошмарные. Узи подтвердило, что пострадали почки. Теперь все, кто выходили из дверей тыкали пальцем в нашу сторону и говорили: «Это они?» Я слышала, как Тюняша кричала, а перед глазами бежали то кадры, то белая от РАЗБАВЛЕННОГО уксуса селёдка.

Через 2 часа меня к ней пустили, ещё через три врачам удалось привести анализы хоть немного в состояние, при котором ребёнка можно было транспортировать, и нас повезли в Краснодар на реанимационной машине. Тюня была вся в капельницах и меня к ней не пустили, но посмотрев на меня, врач поговорила с водителем и посадила меня в салон. Сказав при этом, что никогда они такого не позволяют, поэтому я должна вести себя адекватно. За пятнадцать минут по встречке, на бешеной скорости мы доехали до Краснодара, ул. Красная. И просто застряли в каком-то болоте. Водитель, шутя, извинялся, что не едет, и не мигает, да я и сама видела, что Никакого смысла включать мигалку не было. Невозможно, наверное, даже двери было бы открыть при желании. Час мы ползли по Красной. Я начала тихо-тихо сходить с ума. А он мне говорит: «Ну что я могу, хоть по тротуарам езжай!» «Так езжай!»,- говорю. И тут закричала Тюняша, кровь стала деревянной, это был какой-то дикий рёв. Водитель побледнел, и начал бешено давить на клаксон.

Если бы я знала, что мы так близко, ей Богу, понесла бы ребенка на руках!

Наконец мы добрались, нас оформили и сделали эндоскопию. Химический ожог пищевода, желудка, 12-перстной кишки третьей степени. Врач говорил мне, что ребенка везут в реанимацию, что состояние критическое, что с моим ребёнком случилось самое худшее из того, что вообще могло случиться, что я должна готовиться к длительному, многоЛЕТнему лечению, а потом начал меня трясти: «Мамаша! Вы меня слышите?» Я слышала… К нашей каталке подбежала стайка детворы, все с ниточками из носа, и, как я потом узнала, с трубками из живота…Врач сказал мне: «Вот! Ваше будущее»! Мы шли с ним по лестнице к реанимации, и я спрашивала его, что можно сделать, какие лекарства достать, Я готова была потратить всё, что у меня было, если это было бы нужно. Он остановился, посмотрел на меня и сказал: «Чуда хотите?! Чудес не бывает…»

Часов в десять вечера вышел реаниматолог и сказал, что ребенок уснул, и я поехала домой, потому что там меня ждала Аруся.

Меня забрали Катерина с Вовой и только я отъехала от больницы следователь УВД настоятельно потребовал заехать к ней для дачи показаний. Мы поехали. Передо мной сидела молодая девчонка и записывала с моих слов. «Вы дали ребенку уксус?!» — «А что, такое бывает?» — «Ещё как бывает…» — «Как сейчас ребёнок?» — «Я не знаю, она в реанимации» «Ну, так я туда позвоню!» Она звонит, спрашивает, а правда ли такая девочка там лежит и спрашивает о её состоянии. «Как она?»,- спрашиваю я. — «Ну что вы хотите! Ребенок остался инвалидом, естественно плохо!!!» Пока она снимала копии в соседнем кабинете, она с жаром рассказывала сидящим там: «Вы прикиньте! Там у одной идиотки полуторагодовалый ребенок уксусной эссенции напился!» — «Стрелять таких надо!»…

Мы ехали домой, я сидела на заднем сиденье и не могла осознать, что это за дикий, нереальный, сумасшедший бред происходит… Ребята говорили: « Поплачь, Юля, покричи, станет легче». Я не могла. Я знала, что не станет.

Дома меня ждала испуганная Аруся. ТАКОЙ я её никогда не видела. Как-то так получилось, что я никогда, ни разу их не оставляла. Не с кем было. И дети всегда и всюду были со мной. Как хвостики, даже в другой комнате не сидели. А тут… Я села за компьютер, чтобы написать родителям и увидела дату. 03.03.2012. День рождения отца. И написала поздравления. О случившемся они узнают через день.

Люди, которых мы так побоялись обидеть, внезапно уехав, даже не вышли из комнаты, когда мы вернулись из реанимации.

С самого утра мы с Катей были у реанимации. Приехала женщина и привезла ящики лекарств для своего ребенка, мы разговорились. И она рассказала мне, что проникнуть внутрь можно, но только нужно в выходной и смену знать. Взяток давать нельзя. Реаниматологи пошлют. Далеко. Врачи прекрасные, мастера своего дела.

В обед вышел врач и сказал мне, что опасность миновала и держать Тюню в реанимации нет необходимости. Катька бросилась мне на шею и зарыдала в голос. Я не винила её, я ненавидела себя. Моя девочка не должна была видеть моих слез. Когда она меня увидела, она стала мне всё рассказывать на своём тарабарском языке, показывая ручки и все шланчики, которые тянулись из неё. Медсестра стала её ругать: « Чего ревёшь, хорошая же девочка была!» — «Она не ревет, она жалуется!» — говорю, — «Где ваше сердце??»

Самые страшные отравления для человека — это отравления Щелочами. Уксусная эссенция на втором месте по агрессивности. Щелочи – это практически все средства типа анти-жир, анти-затор. Механизм действия этих агрессивных соединений сильно различается. Уксусная эссенция помимо химического ожога, страшна тем, что проникает в кровь и практически сразу наносит удар по почкам, печени и поджелудочной железе. Щелочи опасны тем, что не образуют твердой раневой поверхности и проникают всё глубже и глубже пока не кончатся, разъедая всё на своем пути.


Самое тяжелое в таких ожогах – это ожог пищевода. Пищевод это орган, который не регенерируется. Представляет собой трубочку из мышечной ткани, которая сокращаясь, проталкивает пищу в желудок. Последствием Химического ожога, как правило, является рубцевание пищевода и его сужение, в результате чего человек теряет возможность питаться через рот. И ему устанавливают гастростому, трубку, которая торчит прямо из желудка. И в течение многих лет лечение состоит в механическом расширении пищевода. Ожоги 3 степени всегда имеют такие последствия. 4-ой заканчиваются пластикой пищевода или смертью.

Когда мы вошли в отделение, я была потрясена размахом этой беды. Половина отделения детской хирургии заполнена детьми с ожогами пищевода!!! От месяца до 16!!! лет! Дети из разных семей и неблагополучных и благополучных, бедных и богатых, в основном 3-5 лет. Умные хорошие детки.

В основном глотнувшие «Крот» — средство для удаления заторов. Самая страшная щелочь из всей существующей сегодня бытовой химии. Страшнее только батарейки. Дети их Глотают! Батарейки окисляются, застревают в кишечнике, прожигают его насквозь и дети погибают!!! Особенно страшны маленькие кругленькие. Дети глотают иголки, пьют йод, зелёнку. При нас поступила девочка 4 с половиной лет с четвертой степенью ожога. Она играла с куклой в дом. И вместе с ней пила компотик – «Крот» — Красивую розовую жидкость с приятным запахом, стоявшую у бабушки под раковиной. Если хотя бы один человек побежит после этих строк прятать в недосягаемые места батарейки и заклеивать места, откуда они могут нечаянно вывалиться – значит, я пишу всё это не зря.

Психическое состояние маленьких детей, когда они выбираются из реанимации это что-то чудовищное. Она била меня, обижалась, плакала. Это был настоящий кошмар.

На третий-пятый день такие детки обычно начинают есть, а до этого только пьют. На второй день позвонила мама и кричала в трубку, что я не мать, что у меня нужно забрать детей. Я сказала, что мне сейчас от неё другое нужно, и что пусть звонит только в том случае, если догадается что.

Тюняшка только на седьмой взяла грудь. Слава Богу, что я сохранила вскармливание! Хоть у меня уже и не было молока столько, чтобы кормить её каждые полтора часа. Пришлось ему появиться. Две недели ребенок ел только грудное молоко. На десятый день она впервые вышла в коридор и даже побегала немного. А потом слегла.

Одна девочка в палате была простывшая, вскоре её выписали, а мы тоже подхватили. Тюне прямо на глазах становилось всё хуже и хуже. Сначала она перестала вставать, потом сидеть. Ребёнок таял у меня на глазах. Открылся абструктивный кашель. «Сделайте же что-нибудь!!!», — говорила я лечащему врачу, а он только разводил руками. Ингаляции и прочее назначенное не давали никакого эффекта. Я обнимала её, я отдавала ей всю себя, всю свою силу, всё что было у меня, но ничего не помогало…

Хоть рентген и не показал ничего, стали подозревать ожег легких. Я молила всех святых, Господа Иисуса Христа, Я дала обет сразу покрестить детей, Я молилась Святой Матронушке, я давала обед привезти ей дочь, если она поправится. В одно утро Тюняша проснулась и увидела на стене образок Святой Матронушки, который я поставила туда вечером, когда она спала. «Маня! Маня!»,-позвала Кристиша и я потеряла дар речи. Никогда я не показывала ей этот образок, не говорила о Матроне. Маней Матронушку звали только те, кто был ей близок, и ещё она представлялась так детям. Что хотите, то и думайте.

Люди, которые знали нас, но по сути даже друзьями нам не были, каждый день ставили свечи, работали в монастырях. Тюняша таяла. Казалось, хуже быть не может. Но оказалось, может. Через две недели эндоскопия подтвердила третью степень.

Как-то раз в палате разгорелся спор о прививках. Нужно их ставить или нет. И, как это обычно бывает, мамы, которые не прививали своих детей (я к ним не отношусь) кричали громче всех. И тут грянул гром. Мне позвонила мама той простывшей девочки и сказала что у них корь! Как же было жалко тех мам с непривитыми детками, паника – это не то слово. Ужас – уже ближе. Через час за нами пришли инфекционисты и сказали, что, так как мы имели контакт с больной в самый заразный период, наши симптомы совпадают, то нас отправляют в инфекционную больницу. Корь – тяжелое инфекционное заболевание, дающее тяжелые осложнения. Одно из которых – рубцевание и потеря проходимости пищевода….Описать то, как шевелились волосы на моей голове я не могу, не знаю как.



Отступлю опять в сторону, но без этого никак. Всем нам знакомо слово «взятка». И все мы относимся к нему по-разному. Я смотрела, что происходит в хирургии, и не понимала этого. Многие мамочки, из раза в раз привозившие туда своих детей везли с собой деньги. Без натуги, как будто так и надо. Тысячу анестезиологу, три врачу и т.д. «Зачем?»,- спрашивала я. «Ой, ну как же не дать анестезиологу…», — отвечали они. Я никогда в жизни ничего никому не давала. Воспринимать это было дико. Но ещё более диким было поведение многих врачей. Одному папашке, привезшего ребенка на операцию по жизненным показаниям, и дающему врачу 30! Врач сказал, что на дворе инфляция, и сумму надобно удвоить. А если бы он их не дал, что было бы?

Наш лечащий врач разговаривал и вел себя со мной как садист. Грубость, издевательский тон… Как-то он вышел, а девчата мне говорят. «Юля, дай ему денег!» И я сказала то, что думала. Что это низко, врачу вымогать взятку. Особенно детскому! Никогда не давала и не дам. Другой разговор, если он нам поможет, вылечит – спасет и я, в порыве благодарности, захочу его отблагодарить. После этих слов мы услышали удаляющиеся шаги, он всё слышал. С того дня, человека подменили, он и добрым стал и отзывчивым и переживающим и шутником…

Нас должны были перевести в инфекцию, там продержать до окончания инкубационного периода, давая всё необходимое лечение, и вернуть в хирургию. Я спросила его: «Вы нас возьмёте по возвращении?» он ответил: «Как будете дОроги…» Карманчик оттопыривается совершенно профессионально.

Так как городская инфекция была под жвак! забита корью, нас повезли в Динскую. Динская тоже была с корью — век какой на дворе? Прививки не в моде нынче! Нас поселили в соседний с корью бокс. Поклонюсь до земли заведующей инфекционным отделением в Динской. Прекрасная, женщина, профессионал с большой буквы.

Я не знаю, что нас тогда спасло. Врачи, Свечи, которые десятками ставила Камчатка, Сам Господь Бог, Матронушка или экстрасенсы со всей страны, которые работали над нашей бедой, но только я очень сомневаюсь, что это была капельница с аскорбиновой кислотой. Тюняша встала.

Причем не постепенно, как казалось бы, должно было быть, а вдруг. Вдруг упала температура. И тут звонит моя свекровь: «Юля! Мы работали с Тюняшей! Всё будет хорошо!» Я усмехнулась в ответ. А через полчаса Тюня села на кровати. ВПЕРВЫЕ за последние десять дней. А через пару часов встала и, держась за кровать, сделала два шага. К вечеру она уже вполне уверенно ходила по палате. И ЗАПЕЛА ПЕСНИ. Песни, которые я ей пела все эти недели, которые слышали все…Чудеса бывают?

Через пару дней кончился инкубационный период. Мы так и не заболели, потому что были привитые. Тридцатого мы садились в скорую и весь персонал инфекции махал нам с крыльца руками на прощанье. Вернулись в хирургию. Отменили гормональное лечение. Сделали эндоскопию. Я сидела и ждала, когда он придет и скажет мне. Сидела и ждала. Он пришел и повел меня в коридор. Сел напротив за стол и долго-долго смотрел с удивлением мне в глаза, а потом сказал главную фразу в моей жизни: «Ну что, Юлия Андреевна, чудеса-то бывают!» В ушах шумело. В глазах темнело и мигало огнями. Мне хотелось реветь, кричать… Целовать его, обнимать и целовать. Гастрит, воспаление пищевода, остаточные явления, придете через три месяца на контроль…

Впереди было ещё много трудностей, но это все было впереди, а сейчас Мы Ехали Домой! Домой! Дом был куплен, Лешка с Арусей уже во всю там жили, а я смотрела на заснеженные фотографии в телефоне, чтобы хоть вспомнить, как он выглядит, наш дом!

Перед Яблоновским мостом мы угодили в дикую пробку, через два часа в которой наша машина заглохла, усугубив положение, Лешка стал беситься и нервничать, а я взяла его лицо в ладони и сказала: «Солнце светит, весна! Мы едем Домой! Фиг с ней, с этой пробкой, радуйся!»