Когда тебе не везет, то бороться с этим бессмысленно. Это проверка тебя на прочность. Это – чтобы показать тебе, что даже мелкие неприятности тебе неподвластны, что уж говорить о больших проблемах?
Солнце взошло высоко и казалось, что день будет прекрасным, учитывая то, что совсем недавно дней десять лило без остановки. Встала я со скрипом и с заунывной мыслью, что все кончено. Что это «всё», и как это «кончено» было непонятно, но и не важно. Ведь было явное ощущение этого, а физическое прявление было уже даже не десятеростепенным.
Кофе на краю обрыва, где мы по выходным с мужем его пьем, не помог, хотя и скрасил несколько мгновений, наполнив мой внутренний мир яркими вспышками цвета, звука, желанием жить.
А потом началось. Пошла печь топить, взяла полено, чтобы разрубить. Оно тяжелое, тяжеленное. Я чуть его приподняла, на скрытой от меня стороне был мягкий и пушистый коврик из гусениц. Они на зиму там устроились. Лежат, друг об друга греются. Я, сдерживая чувство омерзения, которое прорывалось сквозь мою апатию, переместила бревно на дорожку и бросила его. Гусеницы ссыпались. Их было ну, с хорошую горсть, если кому-то взбредет в голову мерять их пригоршнями. Они упали, свернулись колечками и остались лежать. «Сожрут же ведь все мои яблоки и лимоны, если я оставлю их тут». На бревно и его порубку сил уже не хватила: затолкала бревно в камин целиком и подожгла.
Решила покрасить старый забор и обвешать его горшочными цветами. В сарайчике, что рядом с дровней, у меня припасены все причиндалы для покраски. Они еще со времен домашнего ремонта остались. Кое-что еще даже новенькое: кисти, перчатки. Дотянулась я до коробочки, сняла ее с верхнего настила, поставила на землю. Открываю, а оттуда на меня тысячи муравьев. Ползут они медленно, холодно же ведь. Ползли долго, как в замедленном кино, почти бесконечно. Я подумала, что подожду, пока они уйдут, но тут меня от всего этого замутило и я ушла. Покрасить забор с утра не получилось.
Я пошла к стелажам, где у меня хранятся все садовые горшочки. Взяла один, нужный. В нем еще два – один керамический, второй глиняный. Оба маленькие – мои любимые. Я их разглядываю, а оттуда на меня полудохлый гигантский таракан выходит. Его муравьи не доели, но он от холода этого не заметил. Горшки полетели кто куда. Оба разбились. Один я собрала, как пазл, чтобы склеить его в стиле японской техники по склеиванию рабившихся горшков. Собрала и оставила до лучших времен.
Потом еще ветром сдуло заготовки для стелажа мужу, которые я всю неделю покрывала лаком. Заготовки сшибли садовую керамическую уточку, которую я недавно склеила и покрасила, потом еще что-то случилось, и еще...
Я знала, что раздражаться, расстраиваться не надо. Эти мелочи могут свести с ума, но если выстоять, не сдаться, то это путь к большой удаче. И вот, я стойко живу дальше, под лучами зимнего солнца, среди дремлющих, но не спящих насекомых, в направлении своего счастья...
Солнце взошло высоко и казалось, что день будет прекрасным, учитывая то, что совсем недавно дней десять лило без остановки. Встала я со скрипом и с заунывной мыслью, что все кончено. Что это «всё», и как это «кончено» было непонятно, но и не важно. Ведь было явное ощущение этого, а физическое прявление было уже даже не десятеростепенным.
Кофе на краю обрыва, где мы по выходным с мужем его пьем, не помог, хотя и скрасил несколько мгновений, наполнив мой внутренний мир яркими вспышками цвета, звука, желанием жить.
А потом началось. Пошла печь топить, взяла полено, чтобы разрубить. Оно тяжелое, тяжеленное. Я чуть его приподняла, на скрытой от меня стороне был мягкий и пушистый коврик из гусениц. Они на зиму там устроились. Лежат, друг об друга греются. Я, сдерживая чувство омерзения, которое прорывалось сквозь мою апатию, переместила бревно на дорожку и бросила его. Гусеницы ссыпались. Их было ну, с хорошую горсть, если кому-то взбредет в голову мерять их пригоршнями. Они упали, свернулись колечками и остались лежать. «Сожрут же ведь все мои яблоки и лимоны, если я оставлю их тут». На бревно и его порубку сил уже не хватила: затолкала бревно в камин целиком и подожгла.
Решила покрасить старый забор и обвешать его горшочными цветами. В сарайчике, что рядом с дровней, у меня припасены все причиндалы для покраски. Они еще со времен домашнего ремонта остались. Кое-что еще даже новенькое: кисти, перчатки. Дотянулась я до коробочки, сняла ее с верхнего настила, поставила на землю. Открываю, а оттуда на меня тысячи муравьев. Ползут они медленно, холодно же ведь. Ползли долго, как в замедленном кино, почти бесконечно. Я подумала, что подожду, пока они уйдут, но тут меня от всего этого замутило и я ушла. Покрасить забор с утра не получилось.
Я пошла к стелажам, где у меня хранятся все садовые горшочки. Взяла один, нужный. В нем еще два – один керамический, второй глиняный. Оба маленькие – мои любимые. Я их разглядываю, а оттуда на меня полудохлый гигантский таракан выходит. Его муравьи не доели, но он от холода этого не заметил. Горшки полетели кто куда. Оба разбились. Один я собрала, как пазл, чтобы склеить его в стиле японской техники по склеиванию рабившихся горшков. Собрала и оставила до лучших времен.
Потом еще ветром сдуло заготовки для стелажа мужу, которые я всю неделю покрывала лаком. Заготовки сшибли садовую керамическую уточку, которую я недавно склеила и покрасила, потом еще что-то случилось, и еще...
Я знала, что раздражаться, расстраиваться не надо. Эти мелочи могут свести с ума, но если выстоять, не сдаться, то это путь к большой удаче. И вот, я стойко живу дальше, под лучами зимнего солнца, среди дремлющих, но не спящих насекомых, в направлении своего счастья...
Я в такие дни стараюсь просто ничего не делать..
Все что надо, можно сделать вид что делаешь и перенести на попозже.
С гусеницами у меня всегда когнитивный диссонанс (Наконец-то можно применить это словосочетание😁) с одной стороны фу неожиданная гадость и всё съедят, с другой стороны это ж будущие бабочки, жалко.
Да, будущие бабочки… Но не в таком количестве 😅
🙂