В австралийском поезде.

Я бы не заметила, если бы он не смотрел так преданно, так искренне.

Они сидели передо мной. В поезде. С утра... Люди вокруг, и всё вместе с поездом несется в будущее.

А он сидит в настоящем. Один. Он не может оттуда выйти, потому, что будущего у него нет. А он зовет его, будущее... Он завет ее, так как без нее, нет его, этого будущего.

Два китайца: он и она. Молодые – лет по 20. Еще не жившие, но уставшие от жизни. Скучающие, а может быть ожидающие многого, но не умеющие увидеть, поймать, приноровиться, чтобы идти с жизнью в ногу.

Он смотрит на нее, она отстранилась. Он одними губами шепчет слова, на китайском. Его никто не поймет, даже если услышит, но он все равно говорит тихо, одними губами, словами, которые идут из сердца. А сердце трепещет, оно не хочет потерять то, что возможно уже потеряно навсегда. Она отстранилась, смотрит в телефон. Ее нет, а он зовет ее. Слова все тише и тише, просто шепот, просто шевеление губ, просто едва заметное движение от уже застывших в горле звуков. Все тише, все безнадежнее... Он достал телефон, потеряв надежду достучаться, включил его, и замер.

Кто-то подсел к ним, так как сиденье на троих. Он чувсвтует плечо того, подсевшего, но с ней у него дистанция. С родным человеком физическая дистанция, которую он уже не может нарушить.

Поезд остановился. Он встал и пошел к выходу, глядя на нее, ожидая, что перемена в пространстве приблизит ее. Но она задержалась. Повесила сумку на плечо, на сумке всколыхнулся маленький пушистый заяц, она сжала его ухоженными пальчиками, поджала пухлые китайские губки, и с невидимым взглядом пошла прочь. Она выходила через другую дверь. Он тоскливо смотрел ей вслед. Лицо у него было детское, но очень грустное, такое, когда малыш провожает взглядом рассерженную маму...

Пусть с вами такого никогда не случается. Беретиге близких. С восьмым марта вас!