Мой Ноев ковчег

Сижу на кухне варю щи из квашеной капусты, пью чай с молоком и осмысляю.
Позавчера отмечали Кэтькины именины, поэтому в доме еды выше крыши! Щи – это уже мой изврат. На холод, когда батареи раскляются так, что и обжечься недолго, у меня рефлекс: кислые щи на свиных ребрышках «для сугреву изнутри».
Бабушка с дедушкой подарили Кэтьке серебряную ложечку на первый зубок – постучать (зуба пока, правда, нет, бабушка позавчера весь ротик Кэтьке исщупала и постановила пока не ждать), но ложечка уже есть! А крестная подарила… проектор!!! Вот такой

Кэть его, правда, еще не оценила, зато музон и формы ей очень нра! Особенно ей нравится его сосать за угол.
А вот вчера у собачки нашли кишечную непроходимость. После адского дня, начавшегося с моей «передастии» (я как «передаст»: мать моя в ужасе от того, что пёска блюет и ничегошеньки не усваивает и звонит мне, так как муж мой напрямую с ней общаться… стесняется), после дня, полного ужаса и неопределенности, проведенного за обследованиями в ветакадемии с мужем и собакой на поводке, до того прозрачной, что она уже сама напоминала собой рентгеновский снимок, и с Кэтькой на кенгуре, после 2 часов, проведенных в пробке, – я потребовала вести нас всех домой. И псяху тоже. Пусть лучше я буду знать, как она себя чувствует, колоть ей попку, заливать в пасть вазелин, прислушиваться ночью – не чавкает ли? не блюет ли?
С утра, когда Кэть, насосавшись, потребовала общения, я сдала ее мужу. Вяло отмахнулась от мокрого носа, пришедшего пожелать «доброе утро», и звездообразно досыпала одна в кровати целый час! Потом, выйдя к своим, я увидела мужа на телефоне, Кэть, гарцующую в шезлонге, ринувшуюся ко мне псяху, ловко и уже привычно увернувшуюся от Кэтькиной пятерни, попытавшейся ухватить ее за усы… Боже, как я их всех люблю!