Наверное, все это было все равно не правильно, хоть мы уже больше и не играли в эти игры. Впрочем, мало что изменилось, может, только то, что мы целовались уже не в щеку, а в губы, да поставили всех в известность, что мы действительно вместе, дабы не создавать общественный резонанс. А в остальном — все осталось без изменений.
Мы просто перестали скрывать от себя и от всех очевидные вещи. Улыбаться стало легче. Исчезли косые взгляды и вопросы со стороны. Но я все так же приезжала к нему в любое время, открывала дверь своим ключем и занималась все теми же делами, что и раньше.
Мы любили. Любили сильно. Но если били — то наотмаш, зная куда бьем. Все было надрывно. Впрочем, мы практически никогда не ругались. И, как малыем дети, боялись боли друг друга.
Я вспоминаю наши отношения и на меня накатывает странное ощущение… Мы почти не разговаривали! Мы почти всегда молчали друг с другом… Только в самом начале, первые пару месяцев… А потом — все реже и реже… Я даже не могу объяснить — хорошо это, или плохо… Да, самое прекрасное в отношениях — это когда с человеком есть о чем молчать, когда тишина не угнетает. Но, в то же время… Разговоры нужны. Хотя я не совру, если скажу, что мы понимали друг друга, понимали без слов...
Было утро. Самое обыкновенное утро февраля. Обыкновенное для всех, но не для нас. Это было первое утро наших отношений. Когда мы просыпаясь в руках друг друга — не давили в себе чувств и порывов. Когда счастье переполняло, переливалось через край. Я помню всю ту нежность, все страхи, все желания и взгляды. Каждое касание пальцев и взмах ресниц. Мы открывали друг друга заново, узнавали друг друга по-новому.
Он боялся дотронуться до меня. Боялся нарушить тонкую грань нашего единения. Боялся увидеть другие глаза. С другим светом, другими мыслями, другим восприятием мира. Впрочем, я и сама была не готова, на тот момент. Для нас обоих, тогда, — это было еще одним шагом. Большим, важным, ведущим к неизвестности. И мы не спешили сделать этот шаг. Нам было просто хорошо — хорошо знать, что мы уже вместе, что никто не встанет между нами, не сможет разлучить, кроме нас самих. Тогда — мы верили, что уже навсегда. Что только вместе...
— Я смотрю на тебя — и не верю, что ты моя… Теперь мне кажется это каким-то чудом. Сколько раз я засыпал и просыпался держа тебя в своих руках? Множество… И это было данностью. А теперь… Словно все так же, но уже иначе...
— Знаешь, Саш… Иначе — теперь все. И мне все равно страшно… Может быть не поздно еще остановиться? Повернуть назад? Не разрушим ли мы того, что уже имеем? Не будет ли только хуже?
— Нет! Теперь все всегда будет хорошо! Я тебя не отдам, никому не отдам… — И он поцеловал меня. Наши сердца бились часто-часто. И мы… Мы были счастливы.
Мы пили кофе на маленькой кухне и улыбались. Дышали легче.
— А ведь если бы не он… — Я заговорила о Роме. — … не было бы нас. Если бы он не приехал ко мне, если бы не сказал всего… Если бы просто все оставалось, как было… Нас бы не было. Я бы ведь осталась с ним, Саш… Понимаешь?!
— Думаешь, что и со временем ничего бы не изменилось и мы бы сами к этому не пришли?...
— Не думаю — знаю. Мы бы все так же играли в дружбу, мучая себя и всех вокруг этой игрой, и тихонько, молча перегорели. Никто бы так ничего и не сказал… Мне сейчас и хорошо и плохо, одновременно...
— Почему плохо?...
— Сашка… Ты не понимаешь! Я в этой ситуации такая тварь...
— Никакая ты не тварь! Не смей так о себе говорить!
— Не перебивай! И тварь. Заслуженно тварь. Ведь я мучила его, все это время мучила. Прикрывалась им! А он… Оба раза уходил лишь бы дать НАМ быть вместе!
— Оба?!
— Я же тебе рассказывала тогда. Когда мы сходились с ним месяц назад — он сказал, что в тот первый раз из-за тебя ушел, что уже тогда видел, что мы не друзья...
— Ань… Я тебя тогда, когда ты мне все это рассказывала — почти не слышал. У меня в ушах шумело и в висках стучало… Я слабо помню, что ты говорила… Я тогда слышал только «Ему я как друг нужна» и «Нет, как мужчину я его не люблю»… Значит он из-за нас все это время все?...
— Да...
— Знаешь, Ромка — он на самом деле золото, сколько его знаю… Таких людей — трудно найти...
— Это точно. Поэтому-то мне сейчас и тошно. Мне за его боль — больно. Ведь, по сути, в ней я виновата… но я так благодарна ему! За открытые глаза, за тебя, за нас...
— Нютк… Переживется это все… И им переживется. Главное, что мы теперь вместе… — Он обнял меня крепко-крепко. — Какое же это чудо… Ты — моя… Почему мы раньше не поняли?...
— Да не хотели мы ничего понимать просто, Саш. Привыкли к тому положению вещей, которое было. И им довольствовались. Нет никого — и не надо. Со временем — природа и физиология — взяли бы верх. Мы бы по инерции обзавелись бы семьями, стали бы реже видеться и перестали бы ночевать вместе. Я бы вышла замуж, нарожала деток и ушла бы в них. Ты бы женился, тоже бы детьми обзавелся. И все. Все бы кончилось. Если бы не Рома. Он нас, можно сказать, за руки взял и свел. А если бы не этот его поступок, если бы он выбрал свои, а не наши чувства — то все бы было как было. С ним бы я, может быть, так и осталась. Я бы не призналась ни себе, никому, в том положении вещей, которое есть на самом деле, понимаешь?! И ты бы то...
— Нет, не тоже. — Он оборвал меня. — Я, Ань, не признался бы никому, это да. Но себе — я признался. Ровно в тот вечер, в ту ночь, когда прочел твою записку, что вы помирились. Но да — ни тебе, ни ему, никому другому — я говорить не собирался. Мне тогда это все казалось бесполезным… Ты сказала, что не любишь, ты помирилась с ним… Мог ли я понять, что все это липа и страхи? Нет, не мог. Хотя… Ты права. Если бы ты с ним не помирилась — я бы так ничего и не понял, не осознал. И мы бы жили в прежнем, привычном режиме… Мне даже думать страшно о том, о чем ты теперь говоришь. Но, наверное, ты права и в этом… Наверное, все было бы действительно так… Господи! Какое же счастье, что мы вместе… — И он поцеловал меня.
Мы позавтракали и я поехала на учебу. И было тревожно на душе, смутно. Мне, все же, было действительно очень стыдно перед Ромкой. Но то счастье, которое мы тогда получили — перекрывало все. И я, к своему стыду, очень быстро перестала об этом думать.
На самом деле — было очень много всего. Но рассказывать все это — до безумия сложно. Я, как-то раз, слышала одно высказывание, на этот счет: «О счастье, в отличии от боли — по большей мере молчат. Ну что тут можно сказать, кроме как: „Я счастлив!“? — Ничего. А вот о боли — люди способны говорить ночи напролет.» — И это действительно так. Но, все же, я хочу сохранить и эти свои воспоминания. Хочу, что бы и они не канули в лету...
Шестое марта… Я помню утро этого дня до мельчайших подробностей. Оно, в моей памяти, — похоже на витраж. Яркий, красивый, из множества кусочков цветного веницианского стекла. Утро, да и день, преисполненные нежности и счастья. Кто бы мог подумать, что всего через год — я возненавижу это число этого месяца. Возненавижу потому, что это ЕЕ день рождения. Той, другой, которая была после. Но сейчас я не об этом...
Утром я проснулась одна в его квартире, ничего не понимая. Он, вроде бы, выходной. Вставать рано — не любит. У меня пары в этот день — тоже отменились. Я, было, подумала, что он вышел на кухню или в ванную, но услышала как открылась и закрылась входная дверь. Как зашуршали пакеты.
В окно — ярко светило утреннее солнце. Форточка была слегка приоткрыта и в нее задувал легкий морозный ветерок. Уже пахло весной. Я потянулась в кровати и встала, вышла в коридор.
— Ты уже проснулась? Тебе чего не спится? — Он улыбался.
— Сама не знаю. А ты чего вскочил так рано?
— А вот все тебе расскажи! — Он хитро прищурился. — Дуй в комнату!
— Можно я хоть умоюсь-то? Раз уж встала? — Я улыбнулась. Хотя нет. Вру. Улыбалась я все это время.
— Иди бегом! И в комнату, в кроватку!
Я быстро умылась и, повинуясь, ушла в комнату и легла. На душе было тепло. Я слышала, как позвонили в дверь, как он с кем-то тихо переговорил там же, в дверях. В комнату он вошел минут через 20. В руках у него был огромный букет цветов и корзина с фруктами, в которой, так же, лежала бутылка шампанского. На запястье правой руки — висел большой бумажный подарочный пакет.
— С добрым утром, любимая! Я надеялся, что успею сам тебя разбудить… Но ты, засранка, проснулась уже...
— Сашка! — Я смотрела на него округлив глаза от удивления и радости. — В честь чего это такое счастье?
— Просто я так хочу. Хочу твоей улыбки. Да и… мы как-то совсем не отметили начало наших отношений. То времени не было, то возможности, то ты не могла остаться… А тут все совпало. Вот я и решил устроить нам маленький праздник. — Он присел на кровать. — Как же я тебя люблю, моя маленькая! — Саша протянул мне букет и пакет, корзину поставил тут же, рядом, на кровать. — Ты тут, пока что, разбирай, а я за бокалами схожу.
Это было вполне в его духе, вот так, ни с чего, подарить мне цветы или просто сделать что-то приятное. Даже когда мы «просто» дружили. Но я все равно была в приятном шоке, в то утро. В пакете оказалась целая куча киндеров и m&m's. Поначалу, в этой куче, я даже не заметила маленькую бархатную коробочку с прикрепленным к ней конвертом, лежащих на дне. Саша зашел как раз когда я добралась до коробочки. Я вскинула на него удивленные глаза.
— Нашла? — Он подмигнул мне. — Подожди минутку. Давай выпьем за это утро. И за нас. А потом откроешь.
— Хорошо… — Я отложила конверт с коробочкой в сторону, сердце замирало. Сашка разлил шампанское по бокалам.
— Я очень тебя люблю. Я счастлив, что ты со мной… Спасибо тебе, что ты есть.
— Я тоже тебя люблю… — Мы чекнулись и выпили.
— А теперь открывай!
Я открыла коробочку и замерла. Там лежало тоненькое золотое кольцо, стрелочкой, с небольшим камушком. Я посмотрела на Сашу, ничего не понимая, он улыбался. Я открыла конверт и достала записку:
«Можно сказать множество слов, но они так и останутся словами. Но больше всего в жизни я хочу, что бы ты улыбалась, видеть, что ты счастлива. Это первое кольцо — как символ начала наших отношений. Почему в форме стрелы? Как знак наших чувств, прошедших стрелами в сердца. Я люблю тебя. И буду любить всегда. Твой А.Р.»
У меня из глаз катились слезы счастья. Я бросилась ему на шею и долго его целовала. Его глаза — тоже светились счастьем...
Может именно поэтому я так ненавижу золото теперь? Оно обещало мне счастье, но осталось лишь напоминанием о боли...
Мы пили шампанское, ели фрукты, улыбались.
— Никому тебя не отдам.
— Сама не уйду.
— Я так тебя люблю!
— И я тебя тоже очень люблю...
— Пойдем в кино?
— Сейчас?
— Ну ты же вечером уедешь… Почему бы не сейчас?
— Только учти, мне нужно собраться...
— Так мы не торопимся. Тебе во сколько нужно вернуться?
— Я к десяти планировала.
— Значит успеем, все успеем...
Вечно и всегда… «Все успеем!»… Он заставлял меня в это верить. И я верила. И только с годами стала понимать, что не_доживаю, не_долюбливаю, не_дорадуюсь, не_доуспеваю!
Весь день мы провели в состоянии счастья и эйфории. После кино — решили посидеть в кафешке. Ни смотря на свою ненависть к моим сигаретам — сегодня он сам выбрал зал для курящих. Это было немое разрешение. К слову сказать — Саша не курил в те годы, может лишь пару раз, как попытка понять или догнать ускользающие силуэты… Не знаю… Да и тогда — я об этих попытках не знала. Узнала в более поздние годы...
— Ты ведь смотрела «Реквием»?
— Да.
— Знаешь, а мне там жаль только его маму.
— Почему?
— Остальные сами выбрали свой путь. Они знали что делают и к чему это приведет. А она не знала.
— Саш, но ведь всем людям свойственно надеяться на «авось», на «вдруг». Они тоже думали, что не втянутся, что все обойдется. Да и с чего ты про это, вдруг?
— Мысли мучают. С Ромой разговаривал, пока ты собиралась… Светка подсела на какую-то хрень… Ведь она же умная баба, Ань. Но...
— Саш… — Я оборвала его. — Мы, люди, можем быть сколько угодно умными, но это не делает нас сильными… И мы, от слабости, ищем другие миры, где меньше боли… Хорошо, если вовремя можем нажать на стоп. Или если есть человек рядом, который может помочь выбраться, вытащить из этого фальшивого рая, который, со временем, становится адом. — Я протянула руку, через стол, и слегка пожала его пальцы. Он понимал о чем я.
— Я люблю тебя...
— И я тебя люблю...
— А поехали, в мае, в Ярославль, на недельку?
— Хорошо, съездим. А почему в мае?
— Я хочу, что бы было тепло...
— Как скажешь. Нужно будет все распланировать только...
— Да не надо ничего планировать. Остановимся у моей тетки.
— Хорошо...
Все разговоры — были ни о чем. Самое главное — мы говорили друг другу глазами. Это невозможно объяснить, совершенно. В разговорах же, касаясь даже самых серьезных и важных тем, или даже чего-то грустного — мы не прекращали ощущать на душе счастье.
— Как у тебя в группе дела?
— Записались, наконец-то. Эдуард дерет с нас по три шкуры. Переживаю, как бы не сорвать голос — он очень много требует...
— Может уйдешь?
— Не могу. Это моя жизнь… Ты же знаешь, как я люблю музыку!
— Ань, просто если ты чувствуешь, что есть перенапряжение, если боишься остаться без голоса — тебе нужно уходить. Иначе, если это действительно произойдет, музыку ты будешь любить только чужую. А новою группу — собрать не проблема. Или прекратите работать с вашим узурпатором.
— Нет. Если идти — то напролом и до конца. Не переживай, я думаю, что справлюсь.
— Тебе виднее. А в универе как?
— Да нормально. Готовлюсь, потихоньку к большой практике и сессии. Еще на пару недель уеду с институтом в Задонск, под Липецком...
— Когда?
— Ближе к концу апреля… Хотя я сомневаюсь в этой поездке. Думаю, может отмазаться как-нибудь?
— С чего бы и почему?
— Путь длинный, да на автобусе… Побаиваюсь я что-то...
— Может мне с тобой поехать?
— Кто тебя возьмет-то?
— Договоримся как-нибудь...
— Посмотрим, ближе к делу.
После кафе — мы решили прогуляться по парку. Мы не спеша бродили по небольшим аллеям и улыбались. Он держал меня за руку, но не так, как обычно парень держит девушку, а по-другому. Он закрывал своей ладонью мой кулачек. Он всегда так делал, если на улице еще не было достаточно тепло.
— Мы еще успеем показать, как любим друг друга и хотим, когда будет тепло. А пока что — я буду прятать твои руки от холода… — Так он говорил, беря меня за руку...
![Буквы, а за ними - жизни... (13)]()
Мы просто перестали скрывать от себя и от всех очевидные вещи. Улыбаться стало легче. Исчезли косые взгляды и вопросы со стороны. Но я все так же приезжала к нему в любое время, открывала дверь своим ключем и занималась все теми же делами, что и раньше.
Мы любили. Любили сильно. Но если били — то наотмаш, зная куда бьем. Все было надрывно. Впрочем, мы практически никогда не ругались. И, как малыем дети, боялись боли друг друга.
Я вспоминаю наши отношения и на меня накатывает странное ощущение… Мы почти не разговаривали! Мы почти всегда молчали друг с другом… Только в самом начале, первые пару месяцев… А потом — все реже и реже… Я даже не могу объяснить — хорошо это, или плохо… Да, самое прекрасное в отношениях — это когда с человеком есть о чем молчать, когда тишина не угнетает. Но, в то же время… Разговоры нужны. Хотя я не совру, если скажу, что мы понимали друг друга, понимали без слов...
Было утро. Самое обыкновенное утро февраля. Обыкновенное для всех, но не для нас. Это было первое утро наших отношений. Когда мы просыпаясь в руках друг друга — не давили в себе чувств и порывов. Когда счастье переполняло, переливалось через край. Я помню всю ту нежность, все страхи, все желания и взгляды. Каждое касание пальцев и взмах ресниц. Мы открывали друг друга заново, узнавали друг друга по-новому.
Он боялся дотронуться до меня. Боялся нарушить тонкую грань нашего единения. Боялся увидеть другие глаза. С другим светом, другими мыслями, другим восприятием мира. Впрочем, я и сама была не готова, на тот момент. Для нас обоих, тогда, — это было еще одним шагом. Большим, важным, ведущим к неизвестности. И мы не спешили сделать этот шаг. Нам было просто хорошо — хорошо знать, что мы уже вместе, что никто не встанет между нами, не сможет разлучить, кроме нас самих. Тогда — мы верили, что уже навсегда. Что только вместе...
— Я смотрю на тебя — и не верю, что ты моя… Теперь мне кажется это каким-то чудом. Сколько раз я засыпал и просыпался держа тебя в своих руках? Множество… И это было данностью. А теперь… Словно все так же, но уже иначе...
— Знаешь, Саш… Иначе — теперь все. И мне все равно страшно… Может быть не поздно еще остановиться? Повернуть назад? Не разрушим ли мы того, что уже имеем? Не будет ли только хуже?
— Нет! Теперь все всегда будет хорошо! Я тебя не отдам, никому не отдам… — И он поцеловал меня. Наши сердца бились часто-часто. И мы… Мы были счастливы.
Мы пили кофе на маленькой кухне и улыбались. Дышали легче.
— А ведь если бы не он… — Я заговорила о Роме. — … не было бы нас. Если бы он не приехал ко мне, если бы не сказал всего… Если бы просто все оставалось, как было… Нас бы не было. Я бы ведь осталась с ним, Саш… Понимаешь?!
— Думаешь, что и со временем ничего бы не изменилось и мы бы сами к этому не пришли?...
— Не думаю — знаю. Мы бы все так же играли в дружбу, мучая себя и всех вокруг этой игрой, и тихонько, молча перегорели. Никто бы так ничего и не сказал… Мне сейчас и хорошо и плохо, одновременно...
— Почему плохо?...
— Сашка… Ты не понимаешь! Я в этой ситуации такая тварь...
— Никакая ты не тварь! Не смей так о себе говорить!
— Не перебивай! И тварь. Заслуженно тварь. Ведь я мучила его, все это время мучила. Прикрывалась им! А он… Оба раза уходил лишь бы дать НАМ быть вместе!
— Оба?!
— Я же тебе рассказывала тогда. Когда мы сходились с ним месяц назад — он сказал, что в тот первый раз из-за тебя ушел, что уже тогда видел, что мы не друзья...
— Ань… Я тебя тогда, когда ты мне все это рассказывала — почти не слышал. У меня в ушах шумело и в висках стучало… Я слабо помню, что ты говорила… Я тогда слышал только «Ему я как друг нужна» и «Нет, как мужчину я его не люблю»… Значит он из-за нас все это время все?...
— Да...
— Знаешь, Ромка — он на самом деле золото, сколько его знаю… Таких людей — трудно найти...
— Это точно. Поэтому-то мне сейчас и тошно. Мне за его боль — больно. Ведь, по сути, в ней я виновата… но я так благодарна ему! За открытые глаза, за тебя, за нас...
— Нютк… Переживется это все… И им переживется. Главное, что мы теперь вместе… — Он обнял меня крепко-крепко. — Какое же это чудо… Ты — моя… Почему мы раньше не поняли?...
— Да не хотели мы ничего понимать просто, Саш. Привыкли к тому положению вещей, которое было. И им довольствовались. Нет никого — и не надо. Со временем — природа и физиология — взяли бы верх. Мы бы по инерции обзавелись бы семьями, стали бы реже видеться и перестали бы ночевать вместе. Я бы вышла замуж, нарожала деток и ушла бы в них. Ты бы женился, тоже бы детьми обзавелся. И все. Все бы кончилось. Если бы не Рома. Он нас, можно сказать, за руки взял и свел. А если бы не этот его поступок, если бы он выбрал свои, а не наши чувства — то все бы было как было. С ним бы я, может быть, так и осталась. Я бы не призналась ни себе, никому, в том положении вещей, которое есть на самом деле, понимаешь?! И ты бы то...
— Нет, не тоже. — Он оборвал меня. — Я, Ань, не признался бы никому, это да. Но себе — я признался. Ровно в тот вечер, в ту ночь, когда прочел твою записку, что вы помирились. Но да — ни тебе, ни ему, никому другому — я говорить не собирался. Мне тогда это все казалось бесполезным… Ты сказала, что не любишь, ты помирилась с ним… Мог ли я понять, что все это липа и страхи? Нет, не мог. Хотя… Ты права. Если бы ты с ним не помирилась — я бы так ничего и не понял, не осознал. И мы бы жили в прежнем, привычном режиме… Мне даже думать страшно о том, о чем ты теперь говоришь. Но, наверное, ты права и в этом… Наверное, все было бы действительно так… Господи! Какое же счастье, что мы вместе… — И он поцеловал меня.
Мы позавтракали и я поехала на учебу. И было тревожно на душе, смутно. Мне, все же, было действительно очень стыдно перед Ромкой. Но то счастье, которое мы тогда получили — перекрывало все. И я, к своему стыду, очень быстро перестала об этом думать.
На самом деле — было очень много всего. Но рассказывать все это — до безумия сложно. Я, как-то раз, слышала одно высказывание, на этот счет: «О счастье, в отличии от боли — по большей мере молчат. Ну что тут можно сказать, кроме как: „Я счастлив!“? — Ничего. А вот о боли — люди способны говорить ночи напролет.» — И это действительно так. Но, все же, я хочу сохранить и эти свои воспоминания. Хочу, что бы и они не канули в лету...
Шестое марта… Я помню утро этого дня до мельчайших подробностей. Оно, в моей памяти, — похоже на витраж. Яркий, красивый, из множества кусочков цветного веницианского стекла. Утро, да и день, преисполненные нежности и счастья. Кто бы мог подумать, что всего через год — я возненавижу это число этого месяца. Возненавижу потому, что это ЕЕ день рождения. Той, другой, которая была после. Но сейчас я не об этом...
Утром я проснулась одна в его квартире, ничего не понимая. Он, вроде бы, выходной. Вставать рано — не любит. У меня пары в этот день — тоже отменились. Я, было, подумала, что он вышел на кухню или в ванную, но услышала как открылась и закрылась входная дверь. Как зашуршали пакеты.
В окно — ярко светило утреннее солнце. Форточка была слегка приоткрыта и в нее задувал легкий морозный ветерок. Уже пахло весной. Я потянулась в кровати и встала, вышла в коридор.
— Ты уже проснулась? Тебе чего не спится? — Он улыбался.
— Сама не знаю. А ты чего вскочил так рано?
— А вот все тебе расскажи! — Он хитро прищурился. — Дуй в комнату!
— Можно я хоть умоюсь-то? Раз уж встала? — Я улыбнулась. Хотя нет. Вру. Улыбалась я все это время.
— Иди бегом! И в комнату, в кроватку!
Я быстро умылась и, повинуясь, ушла в комнату и легла. На душе было тепло. Я слышала, как позвонили в дверь, как он с кем-то тихо переговорил там же, в дверях. В комнату он вошел минут через 20. В руках у него был огромный букет цветов и корзина с фруктами, в которой, так же, лежала бутылка шампанского. На запястье правой руки — висел большой бумажный подарочный пакет.
— С добрым утром, любимая! Я надеялся, что успею сам тебя разбудить… Но ты, засранка, проснулась уже...
— Сашка! — Я смотрела на него округлив глаза от удивления и радости. — В честь чего это такое счастье?
— Просто я так хочу. Хочу твоей улыбки. Да и… мы как-то совсем не отметили начало наших отношений. То времени не было, то возможности, то ты не могла остаться… А тут все совпало. Вот я и решил устроить нам маленький праздник. — Он присел на кровать. — Как же я тебя люблю, моя маленькая! — Саша протянул мне букет и пакет, корзину поставил тут же, рядом, на кровать. — Ты тут, пока что, разбирай, а я за бокалами схожу.
Это было вполне в его духе, вот так, ни с чего, подарить мне цветы или просто сделать что-то приятное. Даже когда мы «просто» дружили. Но я все равно была в приятном шоке, в то утро. В пакете оказалась целая куча киндеров и m&m's. Поначалу, в этой куче, я даже не заметила маленькую бархатную коробочку с прикрепленным к ней конвертом, лежащих на дне. Саша зашел как раз когда я добралась до коробочки. Я вскинула на него удивленные глаза.
— Нашла? — Он подмигнул мне. — Подожди минутку. Давай выпьем за это утро. И за нас. А потом откроешь.
— Хорошо… — Я отложила конверт с коробочкой в сторону, сердце замирало. Сашка разлил шампанское по бокалам.
— Я очень тебя люблю. Я счастлив, что ты со мной… Спасибо тебе, что ты есть.
— Я тоже тебя люблю… — Мы чекнулись и выпили.
— А теперь открывай!
Я открыла коробочку и замерла. Там лежало тоненькое золотое кольцо, стрелочкой, с небольшим камушком. Я посмотрела на Сашу, ничего не понимая, он улыбался. Я открыла конверт и достала записку:
«Можно сказать множество слов, но они так и останутся словами. Но больше всего в жизни я хочу, что бы ты улыбалась, видеть, что ты счастлива. Это первое кольцо — как символ начала наших отношений. Почему в форме стрелы? Как знак наших чувств, прошедших стрелами в сердца. Я люблю тебя. И буду любить всегда. Твой А.Р.»
У меня из глаз катились слезы счастья. Я бросилась ему на шею и долго его целовала. Его глаза — тоже светились счастьем...
Может именно поэтому я так ненавижу золото теперь? Оно обещало мне счастье, но осталось лишь напоминанием о боли...
Мы пили шампанское, ели фрукты, улыбались.
— Никому тебя не отдам.
— Сама не уйду.
— Я так тебя люблю!
— И я тебя тоже очень люблю...
— Пойдем в кино?
— Сейчас?
— Ну ты же вечером уедешь… Почему бы не сейчас?
— Только учти, мне нужно собраться...
— Так мы не торопимся. Тебе во сколько нужно вернуться?
— Я к десяти планировала.
— Значит успеем, все успеем...
Вечно и всегда… «Все успеем!»… Он заставлял меня в это верить. И я верила. И только с годами стала понимать, что не_доживаю, не_долюбливаю, не_дорадуюсь, не_доуспеваю!
Весь день мы провели в состоянии счастья и эйфории. После кино — решили посидеть в кафешке. Ни смотря на свою ненависть к моим сигаретам — сегодня он сам выбрал зал для курящих. Это было немое разрешение. К слову сказать — Саша не курил в те годы, может лишь пару раз, как попытка понять или догнать ускользающие силуэты… Не знаю… Да и тогда — я об этих попытках не знала. Узнала в более поздние годы...
— Ты ведь смотрела «Реквием»?
— Да.
— Знаешь, а мне там жаль только его маму.
— Почему?
— Остальные сами выбрали свой путь. Они знали что делают и к чему это приведет. А она не знала.
— Саш, но ведь всем людям свойственно надеяться на «авось», на «вдруг». Они тоже думали, что не втянутся, что все обойдется. Да и с чего ты про это, вдруг?
— Мысли мучают. С Ромой разговаривал, пока ты собиралась… Светка подсела на какую-то хрень… Ведь она же умная баба, Ань. Но...
— Саш… — Я оборвала его. — Мы, люди, можем быть сколько угодно умными, но это не делает нас сильными… И мы, от слабости, ищем другие миры, где меньше боли… Хорошо, если вовремя можем нажать на стоп. Или если есть человек рядом, который может помочь выбраться, вытащить из этого фальшивого рая, который, со временем, становится адом. — Я протянула руку, через стол, и слегка пожала его пальцы. Он понимал о чем я.
— Я люблю тебя...
— И я тебя люблю...
— А поехали, в мае, в Ярославль, на недельку?
— Хорошо, съездим. А почему в мае?
— Я хочу, что бы было тепло...
— Как скажешь. Нужно будет все распланировать только...
— Да не надо ничего планировать. Остановимся у моей тетки.
— Хорошо...
Все разговоры — были ни о чем. Самое главное — мы говорили друг другу глазами. Это невозможно объяснить, совершенно. В разговорах же, касаясь даже самых серьезных и важных тем, или даже чего-то грустного — мы не прекращали ощущать на душе счастье.
— Как у тебя в группе дела?
— Записались, наконец-то. Эдуард дерет с нас по три шкуры. Переживаю, как бы не сорвать голос — он очень много требует...
— Может уйдешь?
— Не могу. Это моя жизнь… Ты же знаешь, как я люблю музыку!
— Ань, просто если ты чувствуешь, что есть перенапряжение, если боишься остаться без голоса — тебе нужно уходить. Иначе, если это действительно произойдет, музыку ты будешь любить только чужую. А новою группу — собрать не проблема. Или прекратите работать с вашим узурпатором.
— Нет. Если идти — то напролом и до конца. Не переживай, я думаю, что справлюсь.
— Тебе виднее. А в универе как?
— Да нормально. Готовлюсь, потихоньку к большой практике и сессии. Еще на пару недель уеду с институтом в Задонск, под Липецком...
— Когда?
— Ближе к концу апреля… Хотя я сомневаюсь в этой поездке. Думаю, может отмазаться как-нибудь?
— С чего бы и почему?
— Путь длинный, да на автобусе… Побаиваюсь я что-то...
— Может мне с тобой поехать?
— Кто тебя возьмет-то?
— Договоримся как-нибудь...
— Посмотрим, ближе к делу.
После кафе — мы решили прогуляться по парку. Мы не спеша бродили по небольшим аллеям и улыбались. Он держал меня за руку, но не так, как обычно парень держит девушку, а по-другому. Он закрывал своей ладонью мой кулачек. Он всегда так делал, если на улице еще не было достаточно тепло.
— Мы еще успеем показать, как любим друг друга и хотим, когда будет тепло. А пока что — я буду прятать твои руки от холода… — Так он говорил, беря меня за руку...
Да и я так думаю — порядок не имеет значения. Главное выплеснуть.