О послеродовой депрессии – 2 (дом и быт)

Продолжаем разговор.

Закончила на том, какой кошмар – роддом, и роды, и вообще. Справедливости ради должна заметить, что рожать в принципе тяжело, тут ничего не исправишь. Доктор мне попалась славная – ушила хорошо и потом все пять суток меня наблюдала, а не бросила на дежурную службу, как обычно бывает. Детские сестры матом не посылали и на все вопросы отвечали быстро и вежливо. Короче, люди у нас прекрасные (каждый в отдельности), а организации как всегда никакой.

Депрессия как таковая началась после роддома. Там я была занята физическим выживанием, не до переживаний, а кроме того, как свет в конце туннеля, маячила впереди выписка. Я считала дни и часы до выписки и ждала, что ж… кончится, как только вернусь домой.

Объективно моя жизнь, конечно, улучшилась. Тут и кровать своя, и режим свой, и муж рядом ухаживает, и вишни за окном висят. Я стала лучше ходить, рожавшая часть меня слегка подзажила и меньше болела. Скоро можно будет нормально сидеть… Но!

Суровая правда жизни оказалась в том, что ж… (то есть новое счастливое обстоятельство) только началась и заканчиваться, слава Богу, не собиралась.

1. Грудное вскармливание.

«ГВ – это легко и приятно».


Сейчас нам четыре месяца, и я подписываюсь под этим рекламным слоганом, но поначалу это был ужас! Можно снова поругаться на роддом, можно поклониться в ноги прекрасной девушке и маме Вале (спасибо!), но кормить меня учила опытная мама Валя, а вовсе не предиатр или детская сестра, как можно было бы ожидать. Первые три недели я кормила, стиснув зубы и отчаянно боясь шевельнуться. Девочка неправильно брала грудь, а я не знала, как научить ее правильному захвату, и снимать с груди не умела. Кормление было сплошной мукой – двадцать два часа в сутки. Упаковку бепантена мой бедный ребенок съел почти всю:)

Да, круглосуточное висение на груди – это нормально для новорожденного. А для мамы? Я не осуждаю женщин, которые не смогли пережить этот период «установления лактации» и перешли на смесь или стали использовать докорм.

Не пришло ко мне молоко на третий день. И на пятый не пришло. Я ощутила прилив через две недели, через три молоко закапало. До этого момента мы брали весы для «контрольных кормлений», судорожно оглядываясь на всех советчивов и специалистов, среди которых и моя добрая мама с участием вопрошала: «У тебя там молоко-то есть или нет? Не зря ребенок мучается?»

А я не зря ли мучаюсь? Я помню это чувство странного стыда, жалости и облегчения, когда на вторые сутки в роддоме в пять утра я разбудила детскую сестру: девочка сосала четыре часа подряд без остановки, я не спала, ходила по коридору, соски болели, раз в час я меняла грудь. «Может, у меня просто нет молока?» «Может, еще не пришло», – сказала сонная сестра и выдала крошечную бутылочку смеси – миллилитров пятнадцать, не больше. Девочка высосала ее за десять секунд и… уснула. «Бедный голодный ребенок», – вздохнула сестра и пошла спать. И я пошла спать. Мне казалось, будто я выпросила себе наркотик. Будто я сдалась под пыткой. Предала собственного ребенка. Смалодушничала. Неужели в моей груди не оказалось столовой ложки молока?!

Педиатр утром отругала меня. Выписали нас с диагнозом «лактация достаточная». Что не отменяло многочасового болезненного кормления и сомнений в своей материнской состоятельности.

В месяц мы взвесились: +1130. Я научилась кормить без боли. Ребенок стал быстрее наедаться. Да, кормить грудью легко и приятно. Но не сразу. Ой, не сразу!

Терпите, девочки.


2. Бытовая импотенция.

«Первые две недели не снимайте ночную рубашку. Садитесь в кресло-качалку и нежтесь», – пишут мудрые Марта и Уильям. «Уложив ребенка, поспите тоже. Не пытайтесь «наконец, хоть что-нибудь сделать».»

Это «наконец, хоть что-нибудь сделать» – проклятие начинающей мамы. Смириться с таким крутым изменением статуса очень нелегко. Всего неделю назад (накануне родов) я пекла пирожки с капустой. Ваяла дрожжевое тесто, месила, раскатывала на кругляшки. Шинковала и припаривала капусту. Лепила, выпекала, провела полдня в жаркой кухне и жаловалась, что с животом на 41 неделе к духовке неудобно наклоняться...

И вот я снова дома… Неспособная поставить чайник, сварить картошки в мундире. Я сижу на половине попы или лежу в позе ЗЮ, держу свое самое драгоценное сокровище и боюсь пошевелиться. У этой неподвижности первых недель есть объективое основание: малышка абсолютно не владеет своим телом, не держит голову, не может сама поймать потерянный сосок, так что процесс сосания – 18-22 часа в сутки – требует неусыпного внимания мамы в вынужденной позе. (Сейчас ребенка выворачивается на бочок, ловит сосок и трямкает, сколько захочет, а мама в это время спокойно спит. Когда малышка наедается – отваливается и тихо засыпает рядом. Лепота. А уж по квартире носить ее можно в каком угодно положении. Хоть за ногу вниз головой – вот хохоту будет!)

Преданный муж, ответственно взявший отпуск именно на эти дни, несет свою круглосуточную вахту. Он подает мне бесконечный чай (4-5 литров жидкости в день, не забывайте), накидывает мне на плечи и колени теплушки и снимает их по первому требованию, сам готовит, убирает, стирает. Проводит полный цикл пеленок. Носит из магазина правильное молоко, детский сок, правильные яблоки, правильный сыр и творог. Купил специально микроволновку, чтобы яблоки запекать.

Я вдруг поняла, зачем инвалиды-колясочники лезут в своих колясках на Эверест. Я вдруг стала раздражаться на полюбившийся мужу вопрос «Что мне для тебя сделать?» Мне были мучительны суетные часы, когда мамы приходили мне помогать. Помощь приятна, лишь когда ты можешь без нее обойтись.

Беспомощность унизительна. Ужасна. Хотелось встать, наконец, выпрямить спину, отложить ребенка и… унитаз помыть, что ли… Я тихо-тихо вставала, осторожно выкладывала ребенка, на цыпочках кралась… АААА! Моя девочка теряла маму, и это было трагедией. И я бежала обратно. Потому что беспомощность унизительна и ужасна. И никто не мог быть более беспомощным, чем Маленькая Зайца. И никто не мог заменить ей меня.

Через месяц, когда малышка стала уверенно держать голову, и у нас появились перерывы в сосании, я взяла на себя обязательство за рабочий день успеть приготовить одно простое блюдо на ужин. Часто еще это срывалось, но все же…

Наступит день, и я сварю настоящий борщ. Я снова возьмусь за пирожки. Я вспомню навык творческих заплаток на мужниных штанах. Может, даже шить начну...

Я верю в это. Уже верю.

3. День и ночь – где они?!

Мы привычны к циклам и это наше счастье. «Есть утро и есть вечер»

Суточный цикл помогает нам ощущать твердость жизненного уклада, и если сутки нарушаются, плохое самочувствие и настроение обеспечены. Кто летал на самолетах через несколько часовых поясов, тот знает.

Но мама новорожденного живет в цикле новорожденного, который к суткам никак не привязан. У нас примерный цикл равнялся примерно двум часам. День или ночь – за окном менялось освещение, но нас с Зайцей это почти не касалось.

Постепенно, медленно-медленно появлялись просветы. Однажды из хаоса времени выделился «ночной сон» – с 2 до 6. Потом появилось утро – довольно долгое бодрствование, когда мы еще не хотели есть, но уже во всю зыркали глазками. Но режим был скользящим, пришедшие на третьей неделе колики опять все карты спутали, какие-то формальные события стали для меня зыбкими вехами времени:

Утренний «час благодушия» Зайцы;
Побег в ванную, чистка зубов, расческа, ночная рубашка меняется на дневную;
Чай,
Длинное нечто- день,
Сборы гулять,
Прогулка,
Возвращение мужа с работы- вечер...
Купание котенка
Разговор про как прошел день
Десять минут счастья – вечерний душ...
Ночь – это когда муж ложится спать.

Круг за кругом. Зайца кушает, писает, переодевается, кушает, засыпает, спит, аааа!, Зайца кушает...

Круг за кругом. Без перерыва на обед, без выходных, и сменщик не придет.

Когда нам исполнился месяц, мне казалось, прошла вечность. Я повесила статус «в контакте» – «Нам месяц!» и моя подруга-опытная мама ответила: «Держись, скоро годик!»

Да, и правда скоро. Растут котята

4. Четыре стены и социальная депривация.

«Мама не должна самоизолироваться. Запакуйте ребенка в слинг и отправляйтесь в кафе или в гости. Для малыша дом там, где мама. А кормить и в слинге можно.»

Респект всем, у кого это получилось. Для меня же наша махонькая съемная квартирка стала настоящей тюрьмой.

Я кормила больше времени, чем не кормила.
Боялась чужих микробов. Потом моросящего мерзкого дождя.
Шума и грязи, уличной питерской вони. Толпы, равнодушно толкающей маму с ребенком на руках. Потом эпидемии гриппа и водителей-иммигрантов из дружественных республик за рулем городского транспорта.

Я по сей день не хожу с ребенком никуда, кроме собственных родителей. Да и к ним лишь по хорошей погоде – с коляской по парку 45 минут., через 5 дорог, 2 светофора.

Я заметила (попробуй, не заметь!), что Зайца спокойней спит ночью, если днем ее особо не беспокоить чужими людьми и бестолковой болтовней взрослых. Лечебно-охранительный режим для малышки – не мой каприз, а объективная необходимость, так что сидела я дома, сижу и буду сидеть, выходя лишь для степенных прогулок по двору с коляской.

Какой же грязный, шумный, грубый, вонючий город – Санкт-Петербург! Я, с
детства привыкшая к его веселым толпам, умеющая легко лавировать между пьяными, бомжами, деловитыми мужиками с дешевыми коленкоровыми портфелями и чувством собственной крутости в манерах переть и толкать, цокающими цацами в патологическом солярном загаре и злыми бабками-тележницами, я, способная выйти из Василеостровской в начале девятого утра и войти туда в начале шестого вечера, та самая я… вдруг растерялась от всего этого, задохнулась в смеси никотина, выхлопных газов и ядреных поддельных духов,… вдруг услышала этот шум и оглохла от него,… вдруг испугалась безумного дорожного движения...

Если б жила я в… Северной Каролине, например,… в тепле и уюте, в собственном доме с садиком, где маму с коляской пропустят на любом переходе и без него, где маме с ребенком, зашедшей в кафе, выделят лучший столик в уголочке с удобным диванчиком и принесут детское креслице, если малыш уже сидит, и можно спокойно кормить малыша прямо там, с любопытством поглядывая на посетителей, которые постараются не шуметь, не пугать ребенка…

Но я живу здесь, сдавленно рыча, вытаскиваю коляску со второго этажа хрущевки (хорошо, со второго), потом вволакиваю обратно, бормочу душевное «спасибо» тому, кто придержит тяжеленную железную дверь, норовящую прибить не малышку, так маму. Нет, далеко не уйдешь.

Телефон меня радовал, если не считать того, что ребенка быстро научилась ревновать меня к телефону. Бормоталки-аудиокниги спасали – девочка реагирует на степенное бормотание спокойно, даже спит под него. Ну и муж, конечно, принужден рассказывать мне о новостях в мире и на работе. Мамы набегают – помогают, разговоры разговаривают, так что после их ухода голова идет кругом. 

Через месяц, когда малышка стала чуть больше и ела чуть меньше, мы открыли посещения. Стали заходить подружки. Но и им не просто, у всех работа, дом, свой режим, а мне как не позвонишь – «извини, кормимся, засыпаем».

Ну да ничего. Двор у нас большой, растительность кой-какая, птички… Можно творчески подойти к маршруту прогулки. Ждем, когда спадут морозы, малышка скоро начнет сидеть – начнем активные перемещения и походы в гости.

Всё налаживается. Надо только чуть-чуть потерпеть