Возле мусорного бака.
«Благотворящий нищему дает взаймы Господу.»
Притчи 19, 17.
Если выйти из Кировского парка и пойти в сторону ул. Киачели (бывшей Софьи Перовской), то увидите две церкви, стоящие на расстоянии 15 метров друг от друга. Одна — грузинская — с коническим голубым куполом во имя св. Андрея Первозванного, другая русская с золотыми маковками.
У церковной ограды налицо весь личный состав нищей братии. Ближе к выходу сидит толстая, с ярко накрашенным лицом Нанули (на груди прицеплена групповая карточка чьих-то детей). Рядом низкорослый бритоголовый Шакро с неизменным барабаном. За ним сморщенная желтокожая Анастасия, вся обмотанная шерстяным пледом. Сбоку на перевернутом ведре сидит коротышка Эльза как всегда в легком подпитии. О ней известно, что в свободное от церковных праздников время она продает кульки на базаре в разнос.)
Чуть в отдалении от них, у двух новых мусорных баков в окружении шести кошек сидит на куче тряпья конкурирующая фирма — бомжиха Нина. Одета она в зеленое дерюжное пальто и белые 45 размера потрескавшиеся сапоги.
Служба в церкви уже отошла, прихожане из завсегдатаев тоже степенно рассеялись
Нищая братия скучающе изучает дислокацию — авось да пройдет какой — никакой податель благ.
И вот по улице Киачели показалась парочка: то ли брат с сестрой, то ли муж с женой — оба чернявые, невысокие, с горбатыми носами и в одинаковых джинсах — клоны, да и только.
По виду как раз разгар грызли. В сонной тишине до нищих явственно доносятся обрывки диалога.
-… Все люди как люди. Один ты пыльным мешком из-под угла небитый! Кто вчера работу прошляпил?! А? — наседает клониха на клона.
— Молчи, женщина, — неуверенно вздыхает усатый обладатель переломанного носа. — Разговорчики в строю.
— Только это и знаешь! — взрывается его подобие, зло поблескивая карими глазами из-под смоляных бровей.
Эльза, икая, ставит диагноз.
— Муж и жена скублятся.
Парочка тем временем поравнялась с мусорным баком. “Недобитый пыльным мешком” затормозил, уставившись на откормленных котов.
— Какие красивые! — и улыбается детской улыбкой.
Большой черный кот тут же стал тереться об его голубые джинсы.
— Это Ермолай, — словоохотливо объясняет кошачья принцесса, тыкая пожелтевшим ногтем в сторону черного. — А этот желтый — Спиридон.
— Ну, что встал, пойдем! — тянет за рукав жена, с явным отвращением поглядывая на когорту кошек. — У нас такого добра пруд пруди во дворе.
— Погодит ты, — не спешит глава семьи, почесывая рукой за ухом Ермолая. Кот блаженно жмурится и еле слышно мурлычет.
— Пфуф, — злится жена, — потом руки после него надо мыть.
— Вот жизнь — индейка, — с прищуром поглядывает на нее Нина, лукаво улыбаясь. — Муж животных любит, а жена — нет.
Кошконенавистница наконец-то удостоила ее взглядом, подозрительно хмыкнув.
— С чего вы взяли, что мы муж и жена? Что, на лбу написано?!
— А хотя бы и на лбу! — неспеша тянет Нина, всей пятерней утирая нос. Потом с достоинством поясняет. — Я, вить, цыганка — беженка из Абхазии, без картов все скажу. — Постепенно оживляется. — Ты, вот, хоть и бурчать любишь, а счастливая. Муж у тебя — добрая душа, всех жалеет, долго жить будет, кошатник.
Парочка слушает с нарастающим любопытством. Напротив, у церковной ограды тоже от нечего делать внимают четверо невольных слушателей.
Нанули, почесывая огромный бюст, цедит сквозь оставшиеся прокуренные зубы:
— Началось! Вот умеет лапшу на уши вешать! А нам теперь фига с два что перепадет.
Как бы в подтверждение его слов будущий долгожитель лезет в карман, достает, не считая, мелочь и протягивает Нине.
— Возьмите, тетя.
— Спаси тебя, Господи, сынок, — улыбается бомжиха и, поворачиваясь к жене, продолжает. — А ты меньше грызи его, что он безработный. Тебе итак мелкие деньги со всех сторон идут. Жадность фраера губит.
Я тебе легенду расскажу, — не дожидаясь согласия, начинает повествование. — Ходил, значит, Иисус Христос по земле, проповедовал. Подошел к колодцу, а там две девушки стоят.
— Да знаю я это, — нетерпеливо прерывает ее владелица мелких денег, — это в Евангелии написано про самаритянку- блудницу.
— Да что ты знаешь, грамотейка? — повышает голос бомжиха. — Ни хрена ты не знаешь кроме своей работы. Одно дыр- дыр, а толку — пшик! Не знаю я никаких самаритянок! Тут вот как было. Мне ишо моя бабушка, Царство ей Небесное, рассказывала. Ты слушай, не перебивай!
Попросил, значит, Иисус Христос воды напиться. Одна грубо отказала, а другая, кроткая, Его напоила. Выпил Господь воды и говорит той, хамоватой:
— Бог даст тебе хорошего покладистого мужа, а тебе, — обернулся к доброй, — плохого и драчливого.
Та, что напоила, удивилась:
— За что же мне такое?
Он объясняет грубиянке:
— Ты только с хорошим уживешься, а она со своим добрым характером любого вытерпит…
Так что не долбай своего мужа за то, что он не такой, как все, не умеет деньги делать.
— А жизнь сейчас какая!- не унимается спорщица, пропуская мимо ушей легенду. — Дикий капитализм!
— Знамо дело, не коммунизм!- Иронизирует бомжиха, хитро улыбаясь. — Господь-то, Он обо всех думает в любое время и обо мне, грешнице, и вот о Ермолае, к примеру, — она кивает на вконец разомлевшего кота. — Я, вить, Ермолая за лар пятьдесят выкупила, от смерти спасла.
— Как это? — заинтересовался кошатник.
— А так это, — ему же в тон отвечает Нина. — Сижу я как-то здесь. Смотрю, мимо мужик идет и кота мяукающего тащит.
— Куда ты его, мил человек? — говорю. А он, знай себе матюгается. “ К Куре, говорит, топить его буду. Он у меня колбасу сожрал”. “ А сколько твоя колбаса стоила?” — кричу. “Лар пятьдесят на базаре за руставскую палку отдал.” Я скорей в карман, а там только лар мелочью. Еле уломала его подождать. Я, говорю, наклянчу и дам. И, правда, через минут десять все собрала и кота оставила у себя.
Так что Богу всех жалко. Главное, никогда надежду не терять. У меня вот 17 лет детей не было, а в 44 я девочку родила. Она сейчас в Америке в няньках сидит. Я молюсь, может она там замуж выйдет. А че, — глядя на парочку снизу верх и заслоняясь рукой от солнца, — все бывает.
Тут жена с удвоенной силой дернула мужа за рукав, и они пошли дальше. Нанули не очень уверенно заученно затянула при их приближении.
— Помогите, чем можете.
И тут же получила тычок от Эльзы.
— Вот тварь Нинка! Вечно всех клиентов перебьет своим языком.
Сцену эту так же наблюдали две пожилые прихожанки, сидевшие на лавочки у церкви. Они остались ждать вечерней службы, вот и коротали время за тихим, богоугодным разговором. Одна, помладше, в модных очках заметила.
— Нина — не Божий человек. Сколько здесь сидит — ни разу в церковь не зайдет, а уж про Причастие я вообще молчу. Говорят, у себя в Абхазии она целое поместье имела, на сбор мандаринов людей нанимала. А сейчас ее вот как Господь смирил.
— Нда, — кивнула ее наперсница в голубом газовом платке. — Все-таки, какое искушение эти нищие! То друг друга из-за денег ведрами бьют, то прихожан проклинают. Бездна грехов им же не есть числа. И, видно, в грехах зачаты. Ты только на этого урода Шакро посмотри! Налицо все признаки дебилизма: обезьяний лоб, выдвинутая вперед челюсть. Только и знает, что на барабане димпитаури (1) выбивать. Катастрофа какая-то… И, самое печальное, никак их отсюда убрать нельзя…
В этот момент со стороны бака донеслось радостно призывное.
— Эй, вы! Идите сюда! Мне тут одна женщина кусок сулгуни (2) дала!
Четверка нищих тут же повскакивали с насиженных мест и бросилась к Нине. Всем им была известна народная мудрость: “ Кто не успел, тот опоздал!”
1.Особый тип барабанного ритма из грузинского народного фольклора.
2. Вид сыра.
