ФОФА

Это утро оказалось нехорошим. И стало оно плохим после моего звонка Ивану.

— Что нового, Иван? — спросил я осторожно в телефон. — Что врачи говорят?

— Всё плохо., — ответил он, и, помолчав добавил,: — Доктор дал две недели… а потом — конец.

— А как же процедуры, лечение?..

— Бесполезно, — ответил Иван. — Спасибо за помощь, но бесполезно.

У Ивана был пятилетний сын Мишка — шепелявый шалопай — и маленькая двухмесячная дочь. Имени у неё не было: врач сказал, что придумывать имя бесполезно. Девочка была безнадёжно больна. Причин болезни я толком не знал, да и не собирался знать: это ничего не изменило бы — малышка была неизлечима.

Теперь я ступал по опавшим листьям и размышлял о неправильности устройства мира. «Вот взять хотя бы этих бомжей и алкоголиков, — думал я, глядя на оборванную старуху у церкви. — Творец даёт им жизнь и способы существования, а маленькую невинную девчонку оставляет без помощи. Разве это правильно? Разве эта грязная старуха нужна нам более, чем маленький ребёнок?..»

— Дай рубль, — прервал мои мысли хриплый голос. — Рубль дай!

Рядом стояла облезлая нищенка. Протянув худую руку, она заунывно тянула:

— Дай Фофе рубль… — блестела дёснами попрошайка. — Дай рубль!

«Иди к лешему, зло решил я про себя. — Тут ребёнку на лечение последние деньги отдал, так ещё ты ноешь, тварь беззубая». Нищенка продолжала клянчить. Худая, в оборванном пальто, она прижимала загипсованную руку к животу, а здоровую тянула мне прямо в лицо. Руку ей, похоже, сломали подростки. Я слышал, как местные пацаны ради развлечения бьют Фофу до крови. Бьют безнаказанно, ведь Фофа — умалишённая и жаловаться не умеет.Соседи как могли лечили Фофу: мазали ушибы зелёнкой, бинтовали раны и отгоняли от неё подростков. Тем не менее зубов у женщины совсем не осталось, а вокруг глаз образовались синие круги.

Не из жалости, а чтобы отделаться от навязчивой попрошайки, я сунул ей в руку мятую купюру и быстро вошёл в церковь. Бесцельно побродил у алтаря и, словно в забытьи, зажёг свечу. «Бог, — обратился я к тому, в кого не верил, — забери к себе эту Фофу, но оставь жизнь дочери Ивана. Ей всего два месяца от роду, и она хочет жить. А грязная старуха — просто грязная старуха. Никчемное существо. Мир станет лучше без неё».

Спустя пару дней, в воскресенье, я пил на кухне чай. Жена пекла сырники, и я поедал их со сгущённым молоком. Жена суетилась у плиты и доносила мне последние новости:

— Знаешь, в «Старом Пассаже» открыли детский зал. С клоунами и игровой площадкой… А кофе там так себе… Но детей — море… Ещё у церкви большую парковку делают… Кстати, помнишь ту безумную попрошайку, Фофу?

— Помню.

— Она умерла, — жена заботливо переворачивала сырники в шипящей сковороде. — Мальчишки избили её так, что она скончалась. Наверное, в животе что-то лопнуло… Между прочим, в городском бассейне сейчас скидки, можем поехать после обеда.

Но я уже не думал о бассейне. Я думал о Фофе. И ещё я заподозрил, что Он существует.

Через неделю позвонил Иван. Голос его звенел от счастья:

— Валдис, ты не поверишь, но врачи сказали, что Софийка будет жить!

— Какая Софийка?- удивился я.

— Дочь наша, София,- захлёбывался телефон. — Мы ж её Софкой назвали! А Мишка наш такой смешной: называет её «Фофа-Фофа»… Шепелявый ведь, букву «с» не выговаривает. Вот ведь придумал — Фофа...

(из газеты «Однако, жизнь!» №13/2013)