Как я шла к Богу (часть 1)

Это письмо Ане, человеку, с которым пересеклись наши пути именно тогда, когда я сильнее всего нуждалась в совете и поддержке.

Моя дорога к Господу началась в 1991 году, когда в возрасте 4 лет, меня покрестили. Сейчас можно догадаться, почему это произошло именно тогда, а не раньше, но в то время я не понимала, что происходит, и воспоминаний об этом практически нет. Меня крестили в большом городском храме с голубыми куполами (позже я узнала, что он называется Свято-Симеоновский кафедральный собор, он стал моим любимым в Челябинске). Помню мамину подругу тетю Лиду, которая стала моей крестной, держащую меня на руках и рядом маму, держащую на руках сына тети Лиды, так как она должна была стать его крестной. Всю свою жизнь после этого я называла Егорку крестным братом, не понимая толком, что это значит. А тетю Лиду так и называла тетей Лидой.

Помню огромный зал, иконы и много-много людей. Помню двух подростков к красивых костюмах, кажется они были братьями, их тоже крестили. Помню ряды стаканов на столе у входа в храм с каким-то вкусным сладким напитком, который нам раздавали после крещения. Все, больше ничего не помню.

Наша семья не была воцерковленной. Мама развелась с отцом, когда мне было полтора года, мы с ним почти не общались, а когда общались, он никогда не говорил о Боге, но часто о всякой мистике. Мама же говорила о Боге, если я отказывалась есть хлеб. Она говорила так: «Хлеб нельзя выбрасывать, Боженька все видит и накажет тебя». Поэтому о Боге я знала только то, что он все видит, и поэтому нельзя выбрасывать еду. Я думала, что, наверное, он очень строгий, раз заставляет людей все доедать.

В церковь мы не ходили никогда. В деревне у нас и не было церкви. Были руины старого клуба культуры, который до Совкового периода был церковью. Там выступала в кружке самодеятельности моя старшая сестра, а потом в деревне выстроили новый клуб, а старый так и забросили, там лазали мальчишки и бомжи. Сейчас церковь отреставрировали, но об этом потом.

Помню, что когда мне было лет 16, мы с подругами ходили в церковь, чтобы поставить свечу за здравие нашего одноклассника, больного лейкемией. Он умер через год.

Никаких особых мыслей о Боге у меня не возникало, хотя я читала Евангелие для детей и библию пыталась, но она мне показалась ужасно скучно и однообразной, особенно про родословные читать, кто кого родил. Я читала все, что попадалось под руку, вот и попалась Библия, только и всего. А жизнь шла своим чередом, обычная жизнь среднестатистического современного подростка. Хорошая успеваемость в школе, подруги, мальчики, первый алкоголь.

Переломным стал тот год, когда мы узнали, что наша мама смертельно больна. Мне было 17. У нее была сильная слабость, и наша старшая сестра отправила ее на обследование в областную больницу. Диагноз страшный – рак желудка был для нас как гром среди ясного неба. Срочно оперировали, так как в желудке открылось сильное кровотечение, отсюда и слабость, и анемия. После операции тяжелый курс химиотерапии. Я каждый день ездила к маме в больницу, готовила ей специальную еду: каши, бульоны. Ей вырезали почти весь желудок, и кушала она первое время, как грудной ребенок – по чуть-чуть и часто, помногу не вмещалось. Были у нее и боли, колики, и от химии все неприятные последствия.

После первой операции ей удалось восстановиться довольно быстро, метастазов не было, появилась надежда. О работе речи уже не шло, конечно, поэтому сестра решила устроить маме путешествие. Скатались они в европу, Финляндию, Монако. И в какой-то монастырь. Сестра настояла, мама была не против. Вернулась она совсем другой. В доме появилась православная литература, свечи, просфорки. Мама пропадала в церкви (той самой, отреставрированной), призналась, что исповедовалась и причастилась. «Я так плакала, так плакала...» говорила она после. Я относилась к этому безразлично, мол пусть так, раз ей легче. Характер у мамы тоже изминился. Она стала мягче, терпимее, спокойнее. Удивлялась и радовалась всему, как ребенок. Я списывала все на болезнь, но была неправа. Все дело было в вере.

Однажды у нас с ней произошел спор, когда я ее очень сильно расстроила. Я тогда жила с молодым человеком, мы собирались пожениться. И, рассуждая о детях, он сказал, что против крещения. «Человек сам должен выбрать, во что ему верить» — сказал он тогда, и я с ним согласилась, как и со всем, что он говорил. У меня была от него странная зависимость, которую я принимала за любовь, и его мнение незаметно для меня становилось моим. Когда я поделилась с мамой этим высказыванием, выразив свое к этому положительное отношение, мама очень сильно разволновалась и пыталась меня убедить, что я не права, и что очень важно крестить ребенка еще младенцем, иначе у него не будет защиты. Мне ее доводы казались сомнительными, и, не споря, я сказала, что мое мнение останется неизменным. И добавила, что я не верю во многое, во что верит она, хотя и допускаю, что Бог может существовать. Но как реалист, я не могу поверить в то, что я не могу потрогать или увидеть. Сейчас я понимаю, какую боль причинила маме своими словами. Как, должно быть, она винила себя, что не воспитывала нас в вере, как тяжело ей было уходить, зная, что ее младшая дочь так далека от спасения. Бедная мамочка.

4 года она болела, перенесла еще две операции, три химии и много много страданий. Тем не менее, в таком состоянии она умудрялась совершать паломничества и даже поститься. Какое-то время она даже проработала в церковной лавке. Много читала, разучивала песнопения, чтобы петь в хоре (она очень хорошо пела). После последней операции она уже не вставала. Две недели я была при ней. Это были самые страшные и самые тяжелые две недели моей жизни. Я тихонько плакала в подушку по ночам, слыша как мама стонет от болей. Плакала от бессилия и жалости, делая вид, что сплю, чтобы не причинять ей душевных страданий. Однажды я уревелась, когда ночью, превозмогая боль и слабость, мама встала, дошла до меня, медленно неуверенно переставляя ноги, чтобы накрыть меня одеялом. Мне было очень жарко под ним, но я не шевелилась, чтобы она не узнала, что я не сплю.

Мама никогда не жаловалась. Старалась причинять как можно меньше забот и волнений, скрывала недомогание пока это было возможно, и лишь в последние дни начала стонать от боли вслух. Какой она была кроткой в своих страданиях! Какое вызывала у меня восхищение! Когда все стало совсем плохо, брат привез батюшку. Он отпустил ей грехи и долго о чем-то с ней беседовал. После его ухода мама молчала, глядя в одну точку. По щекам ее текли слезы.

Температура была под сорок. Дальше все произошло быстро, через двое суток мамы не стало.

Похороны, 9 дней, все прошло быстро, и вот я снова в своей квартире, одна (с тем молодым человеком мы расстались после двух лет совместной жизни и 6 месяцев неудачного брака).

На 40 дней произошло событие, перевернувшее мою жизнь. Мне было ведение.

Темнота. Полный мрак, такой густой, словно трясина. Его ощущаешь всеми фибрами души, он словно обвалакивает, глушит звуки. При этом я понимаю, что я стою в своей квартире. Этот мрак мне внушал неописуемый ужас. Или то, что в нем. То, что везде. Что-то непостежимо огромное обвалакивало меня и заставляло так трепетать душу, словно я вот-вот сойду с ума от этого ужаса. Я плакала от этого страха и пыталась закричать, но не могла издать ни звука. Пытаясь сбежать из этого мрака, каждую секунду понимая, что я сплю, я пыталась проснуться, но сон не отпускал меня. Я шла медленно в сторону балкона (я знала, что он там был, это ведь моя квартира). Выйдя на балкон я поразилась тому, что увидела за окном. Там были яркие краски, зовущие, мягкие, теплые. Краски всех оттенков, живые, переливающиееся и наполненные жизнью. Я скорее чувствовала, чем видела эту жизнь – существ, души без формы, просто сгустки тепла и счастья. Какое яркое чувство счастья, полного и совершенного я видела там, за окном! Видела, но не чувствовала, ибо я была лишь свидетелем этого мира, но не его жителем, не его участником. А за моей спиной был ТОТ страшный мрак, от которого бежали мурашки. Я стояла на этой границе и смотрела на мир, который был мне не доступен. И в его центре, как бы паря чуть ниже уровня окна балкона, на меня смотрела моя мама. Она выглядела так, какой была до того, как болезнь сожрала ее изнутри. Молча и с мягкой улыбкой, полной любви, она смотрела на меня, как бы говоря «вот видишь, а ты не верила». Я закричала ей «Мама, что происходит?! Мне страшно!». Но она не отвечала и продолжала смотреть на меня, улыбаясь. И тут я снова очутилась во мраке и ужасе и, плача, мысленно умоляла Жу (моего мужа, мы тогда уже общались), позвонить мне и разбудить. И тут я проснулась.

Долго я не могла прийти в себя после этого сна. Я плакала и взывала к маме с вопросом, зачем ей понадобилась ТАК меня пугать. Весь следующий день я не могла понять значения этого видения, но, успокаиваясь, я могла более объективно на все это смотреть и поняла, что, возможно, мама вовсе не хотела меня напугать, но хотела мне что-то доказать. Не помню точно, когда я окончательно поняла, зачем мне было это видение и как должно к нему относиться, но для меня это стало откровением. Все в жизни стало иначе. У меня появилась неясная тоска и почти физическая боль в душе, тяжесть, которая давила на меня днем и ночью.

В то время у меня в друзьях как-то оказался один глубоко воцерковленный человек. Мой ровесник, сейчас он занимает достойную должность в одной православной организации в Челябинске. Я написала ему сообщение, рассказав о своем видении и спрашивая совета. Он ответил мне, и мы общались на тему церкви и жизни в целом. Он очень помог мне понять себя, понять, чего требует моя душа. Я начала мысленно готовиться к исповеди, но было очень страшно, ведь столько грехов и один страшнее другого! Как же об этом можно вот так рассказать батюшке? Я не решалась, мучалась, не спала ночами. Самой себе казалась ужасно грязной, отвратительной и несчастной.

Однажды ночью я начала плакать от раскаяния. Я сидела в ванной под холодной водой, словно вода могла смыть мою ничистоту, мои грехи, и рыдала, осознавая, какой отвратительной жизнью я жила. Мне хотелось разбить себе голову о стену в кровь, так было больно на сердце. Когда кончились слезы, я начала молиться. Горячо, сладко и искренне. Я молила Господа меня простить, если это возможно, или дать мне наказание, чтобы искупить свои грехи. На следующий день я пошла в храм, тот самый, где крестилась, на вечернюю службу. Начала говение перед исповедью, читала книги о том, как составить исповедь, молилась. Выписать все грехи казалось задачей невыполнимой, ведь их было столько! Особенно самые тяжелые. Был исписан двойной тетрадный листок мелким почерком и со всех сторон.

В ночь перед исповедью я почти не спала, не могла. В храме мне казалось, я упаду в обморок, так мне было страшно. Зачитывая грехи с листка дрожащим голосом, я чувствовала, как вся горю и в то же время, что я вся ледяная и словно неживая. Батюшка мне много чего говорил тогда, но главная мысль была следующая: «Я отпущу тебе грехи и благословлю на причащение, но грехи твои тяжки, их надо искупить праведной жизнью. Продолжай молиться, поститься, ходить в храм». После причащения я почувствовала себя самым счастливым существом на свете. Та благодать, что я ощутила, это счастье какого-то совсем иного рода, чем от жизненных событий. Я совершила ошибку, рассказав об исповеди и причастии своей крестной и тут же поняла это – счастья словно стало меньше.

Следующий месяц был таким чудесным! Все, чего я просила у Господа в молитве сбывалось. Я видел Бога во всем вокруг и в себе самой. А по ночам иногда происходили странные вещи, как я считаю, от диавола. Иногда я просто ощущала присутствие чего-то страшного. Иногда, когда я закрывала глаза, лежа в темноте, у меня в голове словно начинал жужжать рой разъяренных пчел. Молитва спасала. Позже в разной литературе я читала о том, что чем ближе ты к Богу, тем чаще возникают такие странные вещи и искушения. Особенно страдают от них монахи, живущие в скитах и монастырях. Я радовалась этим признакам того, что Господь простил меня, иначе чего бы диаволу опасаться?

Через месяц, совершенно чудесный месяц, я снова исповедалась и причастилась и снова радовалась той благодати и ощущению чистоты души, которое остается после причастия. Жаль, что оно неизбежно марается грехом!

Казалось бы, тут все ясно – человек нашел в себе Господа, живи и радуйся! Но все не так радужно. Как мне не горько в этом признаваться, при том, что в моей жизни произошло такое чудо (благодаря моей маме), я снова отдалилась от церкви. Я здесь не стану вдаваться в подробности, как это произошло, иначе мой рассказ превратится в исповедь, но факт остается фактом – я отошла от церкви, хотя очень часто у меня возникала на душе неясная тоска и ощущение пустоты, которую я не могла заполнить любовью к Господу из-за того, что жила во грехе. Я имею в виду наш брак с Жу. Мы расписались, но не повенчались, хотя постоянно об этом говорили и хотели. И с батюшкой говорили, но все никак не получается. То пост, то у нас какие-то препятствия возникают, то просто «не лучший момент».