Стирка.
Было время, жили мы в общежитии блочного типа: 8 комнат, общая кухня, и в центре блока умывальники- душевые и туалеты.
Джама была маленькой совсем, месяцев 8. К тому времени, все кто заходили в блок или выходили, научились первым делом смотреть под ноги: не бежит ли между ног наружу, на лестницу между этажами, маленькое шустрое чудо на четвереньках. Уже несколько раз нам приносили ее с разных этажей, растерянные улыбающиеся люди. Как-то она умела пальчиком и выражением лица, показать какая дверь и на каком этаже ее. Так что гостей и местных она выдрессировала. Муж мой, глядя на спокойную соседскую дочку, которая на полгода была старше Джамы, спрашивал: «Это у нас жареное дите или остальные тормознутые?» А я отвечала: «Не могут быть все тормозами, наверно, у нас – жареное.»
Дверь нашей комнаты выходила четко на умывальники и, с другой стороны была такая же дверь соседа по блоку. Спокойного, на все руки мастера, вечно пьяненького, но тихого и безотказного в починке любого механизма или инструмента, мужичка по имени Юра. Мы все относились к нему, как к еще одному маленькому, потому что помогал он всем женщинам, легко, охотно и… в любом состоянии. Иногда мы проверяли, а ел ли он что-нибудь кроме своей любимой «беленькой»? Жил один.
И вот, как-то занимаюсь я в комнате обычными мамскими делами, Джама где-то в блоке бродит, вот, только несколько минут назад я видела ее, бодро чухающую на четвереньках из кухни по коридору, периодически встающую и, держась за стенку, пытающуюся ходить как люди.
Что я делал в комнате, уже не помню, но тут слышу спокойный, немного заплетающийся тихий голос Юры:
-Ната, а вы Джаму купаете?
Немного оторопев, я ответила:
-Да, конечно.
– А-а-а…. и, после паузы- А сегодня тоже купаете?
Я повернулась к нему, решив отставить на время свои дела, потому что логику вопроса не усвоила. Не настолько пьяный голос.
– Да, Юра и сегодня будем купать.
– А ч-ч-его вы ее по-но-о-овому купаете?
– ??? В смысле? – он отодвигается в сторону и картина маслом заставляет меня съехать по стенке от смеха:
В душевой. Аккуратно, как солдатики стоят тапочки Джамили. (Надо сказать, за тапочки я ее ругала- одежку поменять можно- не пара-тройка и ползунков и прочего, а тапочки- так случилось- одни.) Стоят, значит, эти тапочки-солдатики, а в полуметре от них, в огромном тазике с замоченными в мыле пеленками, сидит в чем была, в ползунках, рубашечке и носках, по пояс, мое чудо и старательно «делает как мама»: поднимает сколько получится от пеленки, типа, трет и полощет, потом «отжимает» и кладет «постиранное» на грязнючий мокрый пол общественной умывалки…
Когда меня попустило, я сказала:
– Нет, Юра, это не мы по-новому купаем, это она решила маме помочь, как смогла. И продолжая смеяться, подошла к доце:
– Ласточка, стираешь? – аккуратный кивок сосредоточенной мордочки.
– Не устала? – пеленок на полу уже штуки четыре, кто ее знает, на какой стадии она считала, что уже достаточно потерла ее. – Опять кивок и ко мне протягиваются ручки – Ну, идем и тебя теперь стирать, ведь надо, правда?
Мое перемазанное в мыле чудо, охотно отложило стирку, встало и мы пошли в душ, снимая по дороге очередную порцию одежды, которую… разумеется надо стирать.
После, завернутая в большое полотенце и оставленная в кроватке – что б какое-то время не исчезала из поля зрения, она пила молоко из бутылки, а я ей объясняла, что:
-В следующий раз, когда ты захочешь постирать, скажи мне, и мы постираем вместе, хорошо? – она кивнула.
А вечером эту историю со смехом я рассказывала мужу и остальным соседям. За чаем. На кухне.
купала-то я ее в холодной. в теплой ванной- только вечером.