МНЕ НЕ НУЖНЫ ЕГО ИСТЕРИКИ!"
Много где описано, что до семи лет ребенок полностью является отражением материнской фигуры. Люди воспринимают эту информацию как нечто упрощенное – «повторяет за мамой», «похож на маму», а сейчас еще начинают впускать в голову информацию, что и «болеет для мамы».
Отлично, если последнее не отрицается.
Я уже делилась опытом, как эмоциональное здоровье мамы может поправить здоровье ребенка. Вплоть до излечения неизлечимого.
Все, что происходит с ребенком до семи лет, абсолютно – целиком и полностью – нужно его матери. Это подтверждалось в КАЖДОЙ моей работе с мамами «особенных» детей.
И тем больше это про маму – от чего она наиболее отнекивается, и пытается спихнуть ответственность на самого малыша: «Мне не нужно чтобы он болел, что за глупости вы рассказываете», «Мне не нужны его истерики», «Мне не нужна его агрессия», «Мне не нужны его капризы», «Мне не нужны его манипуляции».
…Все нужно. Каждая мелочь.
Иначе ребенок бы этого не делал.
Мамское «мне это не нужно» – похоже для меня на «я вообще не знаю, где он этого нахватался», абсолютно игнорируя реальные обстоятельства.
У ребенка в голове нет базы данных, где он брал бы стратегии поведения. По большому счету, он и не видит других стратегий, кроме домашних. Ребенок – лакмусовая бумажка, индикатор. Я даже не побоюсь сказать, что личность – это то, что приходит позже, примерно тогда, когда его отдают в школу, и тогда, когда он достаточно автономен, чтобы самостоятельно одеться, пойти в туалет, достать еду из холодильника, и уже мог бы где-то почерпнуть и даже воспринять какие-то не похожие на родительские паттерны, модели поведения.
А до этого – он служит продолжением мамы, и спасает ее от всего.
Получается, что смещая фокус внимания с того, что маме непереносимо, ребенок за это оказывается или у специалиста, или получает «люлей».
Водить ребенка до семи лет (ну до шести, ладно, – сделаю поправку на раннее взросление) к детскому психологу – дело хорошее, он целый час проведет с человеком, у которого высшее образование (а то и два высших образования), играя в песочнице. Детская психология в этом возрасте – не более чем переключение из одной среды (судя по тому, что попал к психологу – тревожной среды) в другую (менее тревожную).
Теоретическая детская психология – круто, нужно понимать, где что формируется, где какой кризис – для общего развития полезно. И легче, читаешь – и понимаешь, что с ним все ок, просто возраст такой.
У детского психолога малыш не «чинится», как хочет того мама, а просто час находится с тетей, у которой нет цели его «починить», и это сказывается благоприятно. Я сейчас говорю не о коррекционной психологии для больных детей, хотя она по большому счету про то же, – мамин процесс пытаются поправить через ребенка, который только индикатор. Это как перекрашивать градусник с целью исправить погоду. Работает на первых порах. Или – дотянуть до семи лет, его отпустит, маму – накроет.
Происходящее с ребенком – маркер конфликта между родителями или конфликта у мамы в голове.
Когда ребенок гиперактивен, это замедляет маму. Выгодно? Однозначно.
Когда он тревожный – он в точности как мама. Пойти с этим к психологу – классно, но лучше маме, чем ему. Он просто повторяет то, что видит.
Или ловит в фоне то, что вытеснено, и тогда делает противоположное. Дети-аутисты – это дети очень социальных и при этом тревожных мам. Как? Как зонд, выявляющий невидимые глазу колебания. И транслирует их вовне.
Отдавая ребенка к детскому психологу, можно сделать невидимым симптом, носителем которого есть ребенок, но сам симптом при этом не исчезает.
А иногда родители прям выискивают эти симптомы. Вот хотели обратиться ко мне, вернее, привести ребенка, который, ВНИМАНИЕ – сосет кулачок в три года. Ужас-кошмар.
Я давно вынашиваю эту идею, но все никак не рожу. Сегодня, похоже, родилось. Благодаря моему сыну. Мы шли с ним из маркета, с кучей продуктов, и обычно ничего не отвлекает его от интересной идеи готовить с мамой. Но вдруг на него напала нормальная, вполне допустимая истерика для мальчика в два с половиной года. Я всем хвастаюсь, какой он спокойный, намекая, какая спокойная я. А тут… С закатыванием глаз, падением оземь, ударами головой об асфальт и прочим.
Стою, слушаю, не говорю ничего грубее чем «котик, зайка, пошли домой, нужно впустить няню, будем играть, будет сок, будет мультик… Идем?» – и ни в какую. В этот момент моя концепция, что дети – полное отражение процессов родителя, была готова рухнуть.
Я поняла, что имеют в виду мамы, когда озвучивают сопротивление моим тупым вопросам «как вам выгоден этот процесс?». И как этим мамам, перед важными инсайтами, хочется в меня метнуть табурет.
Мне хотелось проявить много агрессии на ребенка в этот момент, даже накричать или ударить, и, возможно, я бы это сделала, если бы не задала себе вопрос, почему я не хочу домой. Не он. Я.
И… Поняла. Я перед мужем виновата, готовить собиралась, чтобы не рычал. Хочется ли? Да, но что-то вытесняется. А еще дома проект. Проект нужно прописать. Причем в том формате, в котором не сильно привычно и не сильно удобно. Сказать, что моему сыну сильно нужно в +3 градуса тепла торчать на холодной улице – я не могу. Он вообще теплолюбивый. Но единственное, что отвлекает меня от вины и проекта – это его истерика. Он не знает этих подробностей, он сам не знает, что с ним происходит. Это системе нужно, не ему. И мне так его жалко – плачет, надрывается.
Если бы я имела примерно тот же уровень внутренней свободы, что дети в два с половиной – отвечаю, бить ногами по земле и махать руками, растирая слюни – это было бы самым терапевтическим решением, когда я думаю про проект.
Но это я осознаю. И то, спустя два с половиной года злости на него, бессилия, за все, от чего он спасал меня своими болезнями, криками, и т. д.
…Позвонила мужу. Разобрались. Или хоть попытались. Оно не серьезное, ситуативное. Сейчас понимаю – будь проблема серьезнее, это проявилось бы не истерикой, а температурой. Так тоже было. Проект обещала себе начать только в среду. Ребенок заснул через 15 минут. Может совпадение, да?
И сразу куча примеров в голове.
Моя знакомая ушла от мужа к маме с дочкой трех лет, но хоть вернулась через четыре дня обратно, за это время ее ребенок забыл, что приучен к горшку. Ррраз – и девочка не помнит, что раньше это умела. Выгребает, получает – естественно, ребенок. Никто не связал это с тем, что мама покинула территорию, в которую вложила душу, что начала чудить… А перфоманс-то для мамы. Девочке стыдно, сама не понимает, что происходит. Зато мама теперь не думает ни о чем другом, кроме мокрых простыней. Фокус внимания успешно сместился от страдашек к стирке.
Другая моя барышня активно пыталась диагностировать у своего ребенка расстройство аутического спектра. Искала в гугле симптомы, находила, что это похоже на ее сына. Не контактирует с гостями, не здоровается с соседями, все время наводит везде порядок, не смотрит никому в глаза, кроме мамы. Я спросила, зачем ей, чтобы у сына был этот диагноз. Она ответила и сама отшатнулась: «Чтобы было чем объяснить мою отдаленность от социума». И выяснилось, что и гостей не хочется, и здороваться не хочется, и контактировать с половиной френд-листа. Разрешила это себе, и ребенок тут же перестал быть похожим на аутиста.
Таких примеров куча.
С тех пор как у меня появился системный взгляд на вещи, я перестала верить в случайности. Постоянно попадаю под раздачу по этому поводу.
Люди все время хотят все спихнуть на какой-нибудь фактор. Вместо того, чтобы брать ответственность. И ребенок – это путь к себе, а не отдельная единица, выдающая неподходящую маме реакцию. И бить ребенка – это про нечувствительность к себе.
Много где описано, что до семи лет ребенок полностью является отражением материнской фигуры. Люди воспринимают эту информацию как нечто упрощенное – «повторяет за мамой», «похож на маму», а сейчас еще начинают впускать в голову информацию, что и «болеет для мамы».
Отлично, если последнее не отрицается.
Я уже делилась опытом, как эмоциональное здоровье мамы может поправить здоровье ребенка. Вплоть до излечения неизлечимого.
Все, что происходит с ребенком до семи лет, абсолютно – целиком и полностью – нужно его матери. Это подтверждалось в КАЖДОЙ моей работе с мамами «особенных» детей.
И тем больше это про маму – от чего она наиболее отнекивается, и пытается спихнуть ответственность на самого малыша: «Мне не нужно чтобы он болел, что за глупости вы рассказываете», «Мне не нужны его истерики», «Мне не нужна его агрессия», «Мне не нужны его капризы», «Мне не нужны его манипуляции».
…Все нужно. Каждая мелочь.
Иначе ребенок бы этого не делал.
Мамское «мне это не нужно» – похоже для меня на «я вообще не знаю, где он этого нахватался», абсолютно игнорируя реальные обстоятельства.
У ребенка в голове нет базы данных, где он брал бы стратегии поведения. По большому счету, он и не видит других стратегий, кроме домашних. Ребенок – лакмусовая бумажка, индикатор. Я даже не побоюсь сказать, что личность – это то, что приходит позже, примерно тогда, когда его отдают в школу, и тогда, когда он достаточно автономен, чтобы самостоятельно одеться, пойти в туалет, достать еду из холодильника, и уже мог бы где-то почерпнуть и даже воспринять какие-то не похожие на родительские паттерны, модели поведения.
А до этого – он служит продолжением мамы, и спасает ее от всего.
Получается, что смещая фокус внимания с того, что маме непереносимо, ребенок за это оказывается или у специалиста, или получает «люлей».
Водить ребенка до семи лет (ну до шести, ладно, – сделаю поправку на раннее взросление) к детскому психологу – дело хорошее, он целый час проведет с человеком, у которого высшее образование (а то и два высших образования), играя в песочнице. Детская психология в этом возрасте – не более чем переключение из одной среды (судя по тому, что попал к психологу – тревожной среды) в другую (менее тревожную).
Теоретическая детская психология – круто, нужно понимать, где что формируется, где какой кризис – для общего развития полезно. И легче, читаешь – и понимаешь, что с ним все ок, просто возраст такой.
У детского психолога малыш не «чинится», как хочет того мама, а просто час находится с тетей, у которой нет цели его «починить», и это сказывается благоприятно. Я сейчас говорю не о коррекционной психологии для больных детей, хотя она по большому счету про то же, – мамин процесс пытаются поправить через ребенка, который только индикатор. Это как перекрашивать градусник с целью исправить погоду. Работает на первых порах. Или – дотянуть до семи лет, его отпустит, маму – накроет.
Происходящее с ребенком – маркер конфликта между родителями или конфликта у мамы в голове.
Когда ребенок гиперактивен, это замедляет маму. Выгодно? Однозначно.
Когда он тревожный – он в точности как мама. Пойти с этим к психологу – классно, но лучше маме, чем ему. Он просто повторяет то, что видит.
Или ловит в фоне то, что вытеснено, и тогда делает противоположное. Дети-аутисты – это дети очень социальных и при этом тревожных мам. Как? Как зонд, выявляющий невидимые глазу колебания. И транслирует их вовне.
Отдавая ребенка к детскому психологу, можно сделать невидимым симптом, носителем которого есть ребенок, но сам симптом при этом не исчезает.
А иногда родители прям выискивают эти симптомы. Вот хотели обратиться ко мне, вернее, привести ребенка, который, ВНИМАНИЕ – сосет кулачок в три года. Ужас-кошмар.
Я давно вынашиваю эту идею, но все никак не рожу. Сегодня, похоже, родилось. Благодаря моему сыну. Мы шли с ним из маркета, с кучей продуктов, и обычно ничего не отвлекает его от интересной идеи готовить с мамой. Но вдруг на него напала нормальная, вполне допустимая истерика для мальчика в два с половиной года. Я всем хвастаюсь, какой он спокойный, намекая, какая спокойная я. А тут… С закатыванием глаз, падением оземь, ударами головой об асфальт и прочим.
Стою, слушаю, не говорю ничего грубее чем «котик, зайка, пошли домой, нужно впустить няню, будем играть, будет сок, будет мультик… Идем?» – и ни в какую. В этот момент моя концепция, что дети – полное отражение процессов родителя, была готова рухнуть.
Я поняла, что имеют в виду мамы, когда озвучивают сопротивление моим тупым вопросам «как вам выгоден этот процесс?». И как этим мамам, перед важными инсайтами, хочется в меня метнуть табурет.
Мне хотелось проявить много агрессии на ребенка в этот момент, даже накричать или ударить, и, возможно, я бы это сделала, если бы не задала себе вопрос, почему я не хочу домой. Не он. Я.
И… Поняла. Я перед мужем виновата, готовить собиралась, чтобы не рычал. Хочется ли? Да, но что-то вытесняется. А еще дома проект. Проект нужно прописать. Причем в том формате, в котором не сильно привычно и не сильно удобно. Сказать, что моему сыну сильно нужно в +3 градуса тепла торчать на холодной улице – я не могу. Он вообще теплолюбивый. Но единственное, что отвлекает меня от вины и проекта – это его истерика. Он не знает этих подробностей, он сам не знает, что с ним происходит. Это системе нужно, не ему. И мне так его жалко – плачет, надрывается.
Если бы я имела примерно тот же уровень внутренней свободы, что дети в два с половиной – отвечаю, бить ногами по земле и махать руками, растирая слюни – это было бы самым терапевтическим решением, когда я думаю про проект.
Но это я осознаю. И то, спустя два с половиной года злости на него, бессилия, за все, от чего он спасал меня своими болезнями, криками, и т. д.
…Позвонила мужу. Разобрались. Или хоть попытались. Оно не серьезное, ситуативное. Сейчас понимаю – будь проблема серьезнее, это проявилось бы не истерикой, а температурой. Так тоже было. Проект обещала себе начать только в среду. Ребенок заснул через 15 минут. Может совпадение, да?
И сразу куча примеров в голове.
Моя знакомая ушла от мужа к маме с дочкой трех лет, но хоть вернулась через четыре дня обратно, за это время ее ребенок забыл, что приучен к горшку. Ррраз – и девочка не помнит, что раньше это умела. Выгребает, получает – естественно, ребенок. Никто не связал это с тем, что мама покинула территорию, в которую вложила душу, что начала чудить… А перфоманс-то для мамы. Девочке стыдно, сама не понимает, что происходит. Зато мама теперь не думает ни о чем другом, кроме мокрых простыней. Фокус внимания успешно сместился от страдашек к стирке.
Другая моя барышня активно пыталась диагностировать у своего ребенка расстройство аутического спектра. Искала в гугле симптомы, находила, что это похоже на ее сына. Не контактирует с гостями, не здоровается с соседями, все время наводит везде порядок, не смотрит никому в глаза, кроме мамы. Я спросила, зачем ей, чтобы у сына был этот диагноз. Она ответила и сама отшатнулась: «Чтобы было чем объяснить мою отдаленность от социума». И выяснилось, что и гостей не хочется, и здороваться не хочется, и контактировать с половиной френд-листа. Разрешила это себе, и ребенок тут же перестал быть похожим на аутиста.
Таких примеров куча.
С тех пор как у меня появился системный взгляд на вещи, я перестала верить в случайности. Постоянно попадаю под раздачу по этому поводу.
Люди все время хотят все спихнуть на какой-нибудь фактор. Вместо того, чтобы брать ответственность. И ребенок – это путь к себе, а не отдельная единица, выдающая неподходящую маме реакцию. И бить ребенка – это про нечувствительность к себе.
+
Потоясающе) все верно) согласна на 100%