Я вспоминаю детский плач, крики, непонимание и свое бессилие

К тому моменту, когда дети в состоянии понять и оценить наши старания, вы уже привыкли к тому, что вы мама и вы начинаете чувствовать истинное удовольствие от этой роли.

Для Сони самое большое удовольствие — это прибирать в доме, разбирать уголочки, куда давно уже не доходили руки. Так, в прошлые выходные она разобрала кухонный стол. Вытащила оттуда все пакеты, банки-склянки, протерла все и аккуратненько расставила все по местам. Я помогла ей отсортировать то, что выкинуть и то, что оставить и, так как мы это делали неспеша, разговаривая друг с другом по-хозяйски, то удовольствие от этого она получила тройное.

Данила с первого класса мечтал «присоединиться» к нам с Сережей, когда все остальные в доме спят. Все остальные — это Соня. Раньше у Данилы и Сони отбой был в одно и то же время. Постепенно Данила взрослеет и ему надо меньше времени на сон. Так, если сейчас Соня ложится в 7 вечера, то Данила не спит до 8.30. Это время, когда Соня спит, а он нет — время, когда он чувствует себя взрослым.

Он так преисполняется внутренней городости, что ему хочется сделать что-то взрослое, поэтому сегодня он, никому ничего не говоря, убрал посуду в мойку, включил ее, убрал все со столов, вынес мусор, подмел, а потом подошел ко мне и сказал:

— Мам, мне надо что-то тебе сказать. Пойдем в мою комнату.

Пришли.

— Мам, я увидел там лепестки очень красивые опали, и вот, что я придумал. Мы их соберем и продадим. Деньги себе брать не будем — отдадим бедным и бездомным. Сейчас очень холодно, им нужны куртки. Они же плачут от холода.

— Хорошая идея, Лапка, — слегка опешила я, но виду не подала. — Идея хорошая, но надо все обдумать, кому продавать, как организовать все...

К чему я все это рассказываю. Очень часто я вспоминаю время, когда дети были маленькие и как многие говорили мне: " Наслаждайся, это время быстро пройдет и потом будет хотеться вернуть его".

Я вспоминаю детский плач, крики, непонимание и свое бессилие и страх сделать что-то не так. Да, были и приятные моменты, незабываемые, но они перебивались леденящим душу ужасом от почти полной уверенности, что я все делаю не так и дети испорчены, изранены душевно и останутся калеками от моих воспитательных экспериментов на всю жизнь.

Я вспоминаю как в бессилии молилась дать мне только терпения и любви. Терпения, чтобы не кричать, но научить. Любви, чтобы в рутине не потерять милосердия, детскости восприятия жизни и не разучиться радоваться мелочам со своими детьми.

Я вспоминаю, как тяжело мне было от мысли, что эта тяжесть ответственности за жизни других, самых дорогих мне человечков, будет на моих плечах до самой смерти. Тяжесть была неприподъемной.

Но вот прошло это время, когда я смотрела на полки с молочными смесями, памперсами, погремушками и слюнявчиками. Прошло время, когда из-за своего неумения справиться с жизнью дети кидались на пол и были безутешными от усталости и кажущейся никчемности.

Настало время, когда они сами берут еду, убирают за собой, а частенько и за мной и за папой, когда держат в порядке и чистоте свои вещи, рассуждают о главных принципах жизни в обществе, о доброте, любви, понимании. Это время, когда они сами делают уроки и ждут, когда кончатся каникулы, потому, что в школе интереснее.

И я с великим благодарением понимаю, что и я тоже научилась-таки терпению. Во мне осталась и приуиножилась любовь не только к детям и всем, кто помогал в воспитании, но ко всем людям. Я не разучилась радоваться мелочам, но стала видеть много больше и даже с закрытыми глазами. Я шучу и смеюсь, плачу от радости и вижу в небе ангелов, выглядывающих из-за облаков и машущих мне огромными белыми крыльями, позолоченными заходящим солнцем. И я понимаю, что все тяжкие труды, сопряженные с рождением и первичным становлением личности, принесли свои плоды.

Мы все стали по-настоящему родными друг другу: не только мы как семья, но как каждый из нас по отношению и к семье, и всем людям, и всему миру.

⁣… ну, может не как родными, но как минимум, ЧЕЛОВЕЧНЫМИ.