Вот тут, бывает, не понимают люди – что такое благословение и зачем оно нужно. Сейчас я вам расскажу. Правда, и сам толком не понимаю, что же это было. Но все равно расскажу.

В 1992 году я стал директором Дома Культуры. Да-да, именно так. У меня и в трудовой книжке записано, прямо большими буквами – директор! Правда, никакого Дома Культуры на самом деле не было. А был небольшой клуб в деревне, от которой до ближайшего райцентра – тридцать верст проселочной дороги. Деревня называлась очень красиво – Богдановы Колодези. Она стояла на краю высокого обрыва поймы реки Жиздра. За рекой с обрыва виднелись бесконечные сине-зеленые волны дремучих лесов. По словам местных жителей, леса тянулись до самой Брянской области на сотни километров. Вот туда меня и распределили после окончания Колледжа Культуры. Сделали директором. И даже жилье обещали предоставить.

А мне директором клуба быть совсем не хотелось. Ну не тот у меня был тогда характер, чтобы окультуривать быт сельской молодежи. Которая, бывало, что на танцы и с обрезами могла прийти, не говоря уже о традиционном подшафе. А ведь именно эти самые их танцы мне и предстояло организовывать еженедельно. И ни за что в жизни не полез бы я в это дело, если бы не предоставляемое жилье. Дом с водопроводом, с канализацией, с отоплением от совхозной котельной… А у меня – жена беременная. А вокруг – СССР рушится и вообще непонятно – что будет в стране через месяц. Короче, съездил я туда пару раз. Побродил по клубу. Чувствую – ну не мое. С души прямо воротит. Что делать?

Поехал в Оптину Пустынь к отцу Сергию (Рыбко) за советом. Он меня выслушал, хмыкнул. И говорит:

— Ну чего… Первым делом – пригласи батюшку, пусть освятит этот твой клуб. Библиотека там есть?

Эта поездка стала прекрасной возможностью поговорить с Александром о тех самых важных в жизни верующего человека вопросах, о которых он обычно говорит с читателям в своих текстах. И, одновременно, побывать в месте, наиболее к такому разговору располагающему.

— Есть, — говорю, — Как не быть…

— Посмотри, там стеллаж с атеистической литературой. Должен такой быть (в ту пору, действительно, они везде были). Все оттуда выбрось, а лучше – сожги. Взамен притащи все, что найдешь из православной литературы – свои книги отдай, у друзей попроси, в церкви. Я тоже тебе что-нибудь тут подберу.

Потом помолчал, и добавил:

— И молись, чтобы Господь послал тебе нормальную мужскую работу.

Молитвенник из меня, конечно, никакой. Но в тот раз, видимо, ну очень уж не хотелось мне везти беременную жену к границе брянских лесов. И потому молился я так усердно, что в очередной приезд выяснилось – обещанный мне дом внезапно отдали местному ветеринару. Ну и слава Богу!

Я снова отправился в Оптину, рассказал все батюшке. Он:

— Вот видишь, как все Господь устраивает. Теперь выбери себе какое-нибудь ремесло, чтоб своими руками на хлеб зарабатывать. Когда определишься – приезжай, я тебя благословлю. Пока будешь учиться, как раз и жена родит. А у тебя к тому времени – глядишь, уже и профессия в руках.

Стал я думать, чему бы мне такому обучиться рукодельному. И решил выучиться на каменщика. Хорошее дело: всегда на свежем воздухе. А из «оборудования» всего-то и надо, что – мастерок, молоток, да отвес.

Ну решить-то я решил. А вот куда пойти учиться работать – непонятно. В нашем городе строительные организации тогда дружно заморозили все свои объекты. Работающую стройку я нашел лишь за тридцать километров, в соседнем районе. Съездил, поговорил с начальником. Договорились – через день надо выходить на работу. А я ведь батюшке пообещал, что приеду за благословением. И так мне вдруг стало жаль этого последнего дня перед началом новой, непонятной, и честно говоря, пугающей работы… Так неохота стало тратить его на поездку в Оптину…

В общем, никуда я тогда не поехал, решил лучше с женой побыть. И вот гуляем мы с ней по городу. На улице – осень поздняя. Холодный ветер лениво ворочает по земле остатки листвы. Ходим неспешно, разговариваем о том, о сем. И понимаем оба, что с завтрашнего дня такие прогулки для нас станут нечастой роскошью. Вдруг по пути – книжный магазин. Жена говорит:

— Давай зайдем.

Зашли. Ходим, рассматриваем книжки, альбомы. А в ту пору как раз только начинали издавать всякие календари-плакаты на церковную тему. Жена меня за рукав дергает:

— Смотри, какая икона на календаре красивая. Вся в лошадках.

Я глянул – и вправду, лошади на иконе. И два святых, но – тоже верхом на конях. Захотелось жене приятное сделать.

— Давай, — говорю, — купим этот календарь, раз уж глаз у тебя на него лег.

— Давай.

Купили. Принесли домой. Я с него икону срезал, аккуратно наклеил на лист картона. Икона для календаря сфотографирована древняя, надписи на ней непонятные. Разобрал лишь, что это – святые мученики Флор и Лавр.

И со следующего дня стал ездить на работу в соседний район – учиться класть кирпич. А на душе неспокойно: благословение-то не взял, как договаривались. Хотел потом съездить, да все не получалось как-то: то – работа, то ребенок родился, то одно, то другое…

Ну а после, уже весной – собрался, наконец. Приехал. А оказалось, что отец Сергий накануне перебрался из Оптиной в другой монастырь. Вот прямо – перед моим приездом. Что ты будешь делать? Так и остался я без его благословения.

Зато купил очередной том Житий Святых (Оптина как раз начала тогда их переиздание). Привез домой, посмотрел оглавление. А там – мученики Флор и Лавр. Ну-ка, ну-ка… И что ж там за кони у них были… Стал читать и обомлел. Знаете, что там было написано?

«Мученики Флор и Лавр были родными братьями не только по плоти, но и по духу. Они жили во II веке в Византии. По ремеслу братья были камнетесами. Святые трудились на стройке, раздавая заработанные деньги нищим…»

То есть – именно в тот день, когда я решил профилонить и не ездить в Оптину за благословением к батюшке, Господь послал мне эту икону с изображением святых братьев-каменщиков…

Несколько месяцев спустя, я с мастерком в руках стоял на строительных лесах и выкладывал из кирпичей стены православного храма. Но это уже совсем другая история. А икона – вот она, красавица. «Чудо Флора и Лавра о конях».

Благословение мое, непрошенное.

Богом мне, дураку ленивому, данное на много лет трудовой жизни.

Александр Ткаченко