1987 год.
Уголовное дело заводить не стали. Экспертиза показала, что смерть младенца наступила с следствии токсической асфиксии. Умысла, по мнению органов не было ни у кого. О таких статьях, как причинение смерти по неосторожности тогда и не слышали… Хоронили в совсем маленьком гробике, к бабушке подзахоронили, с мужниной стороны. Вера выплакала все глаза, и дала слабину. Утром она мела улицы, а вечером принимала на грудь, всё чаще пропуская смены, она пила сутками, Владимира не было рядом, он ездил по командировкам. Все родные видя ее мучения, принимают решения о кодировке, и ведут к специалисту, по объявлению из газеты.
Вера и сама понимает, что надо жить дальше, что кодировка — единственный выход, и у своих сил у нее не хватит в борьбе со страшным недугом. В назначенный день, она пришла на кодировку, в какую то квартиру. Облезлый подъезд, с резким запахом кошачей мочи, и грязный, с выженными кнопками лифт, не настраивали на результат. Уже перед самими дверями она почти потеряла надежду на исцеление, так как вся дверь была исписана фразами: «Шарлотанка», «Верни деньги», «Развод на бабки».
Она решает уйти, еще до того как позвонила в звонок, с твердым намерением, что справится сама, если кодировка не помогает, тогда что ей остается? А ей нужно поднимать Славика, он в первый класс пошел. Но дверь открылась раньше, чем она от нее отошла, и женщина высоким голосом спросила, — Вы Вера? Проходите, я вас жду.
Ей ничего не оставалось как зайти.
Сеанс кодирования выглядел ненатурально, Вера лежала на диване, а женщина, называя себя психологом, ходила вдоль дивана и задавала Вере вопросы:
— Что вы пьете?
— Как часто выпиваете?
— С кем выпиваете?
— Зачем выпиваете?
— Какое время уже выпиваете?
И если на первые вопросы у нее находились ответы, то на последние Вера не знала, что сказать. Уловив это, женщина-психолог склонилась над ней и начала говорить, что-то типа «Водка зло, алкоголь разрушает мозг, ты будешь долго мучиться, у тебя заболит сердце...»
Вера уже почти задремала, как прозвучало громкое, «ТЫ УМРЕШЬ!» и ей в лоб прилетел удар, который мгновенно отрезвили ее. Психолог удовлетворенно, поинтересовавшись, о самочувствии Веры, пообещала, что теперь она не захочет пить, а если и захочет, то не сможет.
Если бы она поработала с другой проблемой, боязнью обидеть, отказать, с хроническим стеснением, думаю было бы больше толку.
Идя домой, у Веры отпрывками в голове всплывали воспоминания, вот она пришла, сильно пьяная, а Славик не спал, он голодный ждал маму.
Ей хотелось спать, точнее уже близка была к этому состоянию, а этот наглец попросил каши…
Следующее воспоминание было то, как она просыпается утром, а 4летнего сына нет дома. Она бежит к матери, та работала консьержем в общежитие. Такого пистона вставила мать!
Оказывается, она в угаре выгнала на улицу сына, в одной маечке и сандаликах, в мороз. Он пришел к бабушке, только вот яйчки уже темно синие были, а бабушка чуть инфаркт не испытала. Скипятила воды, развела морганцовки и посадила внука в тазик. Кое как отогрели мальчишку, возвращать ребенка Вере было опасно. Она сказала, что внук поживет у нее, и что той пора закодироваться, пока она сына не потеряла.
Спотнулась… очнулась от воспоминаний. И снова нахлынуло одно, как она в таком же состоянии сильно рассердилась на сына и пробила ему голову рельсой. Уж не знаю я, откуда рельса, подробностей не помнила и Вера, но череп ребенка треснул, благо что чуть чуть, кожу головы сшивали, а из шва Валя и мать Веры иголками вытягивали волосы, которые отрастали и пытались прорасти в шов. Бррр…
«Ну вот мамочка, я и закодировалась, теперь все будет по другому».
аж мурашки по коже((( брррр