Что же это такое – постматеринство? Это такие отношения, которые в норме должны сложиться между родителями и выросшими детьми. Когда вместо «большого умного главного» и «маленького-зависимого» получается два равных взрослых человека. Речь не идет о том, что связь должна разорваться – но она должна измениться. Доверие и близость могут существовать и между равными. Это и есть цель воспитания ребенка – вырастить умного, сильного, самостоятельного, равного мне человека.
Дать надежную базу, привязанность, принятие – это стимулирует энергию дерзновения и движение вперед. Бдеть, как бы оно не завело ребенка не туда, чтобы вовремя вмешаться. Параллельно бдеть, чтобы вовремя дать себе по рукам и не позволить вмешаться, когда не надо. И вот это самое сложное, соблюсти баланс: когда оттаскивать, а когда убрать руки за спину. Отличить “плохо” от “мне не нравится”. Отличить “сам не справится” от “я сделаю лучше и быстрее”. Можно давать надежную базу – а баланс не соблюдать. Особенно если не держать в голове постоянно мысль о конечной цели: однажды этот человек будет сам, без меня. Сначала сам, без меня, завязывать шнурки. Я завяжу, если у него не получится – держа в голове, что однажды получится. Я завяжу, если он попросит – раз просит (даже умея) – ему надо. Сейчас ему надо моей заботы. Но пока он пыхтит над шнурками, пытается и не просит помочь – я стою рядом и бью себя по рукам, чтобы к шнуркам не тянулись. А потом он будет еще что-нибудь сам.
А я буду стоять рядом, охранять и давать уверенность. И бить себя по рукам. И бояться ошибиться в выборе в ту или иную сторону: пора вмешаться? не лезть поперек? И чем старше ребенок – тем больше. Тем значительнее выборы и серьезнее последствия. Тем важнее шагнуть назад – и тем страшнее...
… Сейчас присутствует некая общая тенденция: никогда ни за что не отцепляться от младшего. Она всплывает в отношениях с нашими мамами и бабушками («для меня ты все равно деточка, хоть ты в космос полети»). В целом, мы находимся внутри среды, которая очень жестко нацелена против идеи того, что материнство когда-то заканчивается. Против постматеринства.
Надо понимать, что это сильно осложняет задачу, и без того непростую. Вообще, если по-честному, так ведь об этом очень не хочется думать: однажды он будет без меня. Совсем без меня. Если всё пойдет хорошо, он будет к этому готов. Он будет большой, умный, сильный и равный мне человек. А еще лучше – умнее и сильнее, чем я. Это то, к чему я стремлюсь. Тот, кого я люблю, кто мне дороже всех, больше не будет нуждаться в моей заботе, и я больше не смогу контролировать и исправлять его ошибки. Я не смогу его защитить. И я перестану быть для него самым главным и дорогим человеком – появятся те, кто будет ему дороже меня.
И ведь я могу его удержать. Я могу не отпустить, не отдать самое мне дорогое, защитить, не потерять такую драгоценную связь… Могу. Не вопрос. Это самое ужасное. Но я постараюсь вовремя убрать руки – сначала от шнурков, а потом от чужой жизни. Если не получится убрать – я их отгрызу. Когда-нибудь эти отношения – самые лучшие на свете! – закончатся. Закончатся правильно, вовремя, когда ребенок будет к этому готов. Но для этого родитель сам должен быть к этому готов. И сам убрать руки – плавным, медленным движением, рассчитанным на много лет. А если не найти в себе сил убирать руки – ребенок так и останется младшим. Потому что его не отпустили. Не дали похлопать крыльями в гнезде, потом взлететь на забор, потом – на дерево… Как он теперь полетит – сам! – через океан?
Задача матери – не только давать надежную базу, заботу, принятие, но еще и поддерживать энергию дерзновения, ценить ее, не гасить и не глушить. Только направлять. Да, бояться, сомневаться, ночей не спать – но понимать, что глушить энергию дерзновения нельзя. А она в свое время все-равно заставит ребенка расправить крылья и – на забор, на дерево, на край света. Наверное, это самое тяжелое, что только есть в материнстве: знать, что это не навсегда. С самого начала знать. Об этом нельзя подумать как-нибудь потом, попозже, когда ребенок подрастет… Дорога на край света начинается с собственноручно завязанных шнурков и собранной пирамидки.
Ирина Шрейнер
