Семейные хроники. Родовая травма, о которой я узнала через 10 лет.

Я очень хорошо помню тот момент, когда мне на живот положили моего первого сына, моего мальчика, он был синенький, хриплый, тепленький, и беспомощно возил по мне своими ручками… до сих пор помню этот комок в горле и желание защитить его от всего на свете. Это был 1995 год. Палаты «мать и дитя» не существовало, деток приносили только на кормление. Мне был 21 год, я ничегошеньки не понимала в беременности и материнстве, знания складывались из отрывочных сведений, прочтенных там-сям. Помню, мне было странно и непонятно — всем девочкам в тот же день или на следующий принесли деток на кормление, а мне нет. Я спрашивала в чем причина, ответ был — слабенький, принесем завтра. Принесли мне его через 2 дня. Я с жадностью разглядывала своего сына, впитывая в себя каждую его черточку, каждую складочку, прислушиваясь к сопению, улавливая каждый звук его крошечного ротика. Потом мы уехали домой, и прошло много лет, прежде, чем я узнала причину, по которой мне не сразу принесли моего мальчика.

С ЧЕГО ВСЁ НАЧАЛОСЬ.

2005 год. Летом мы сменили место жительства и школу. Довольно большие перемены в семье, и я всё делала для того, чтобы они прошли для Андрея как можно проще. Ещё летом познакомились с учительницей, она подсказала, где можно найти несколько будущих одноклассников Андрея, и мы постарались ещё летом с ними подружиться. Так же и во дворе появились новые друзья. 1 сентября, когда Андрей пошел в 5 класс, у него уже были там ребята, с которыми он успел подружиться летом. Класс был дружный, ребята довольно дружелюбные, так что всё прошло безболезненно и ребенок был доволен.

2 сентября родился Даниил — мой второй сын. Ещё один, что ни говори, стресс для моего старшего сына. Но тем не менее, я всегда всё делала вместе с Андреем, тем более папочка наш нам очень помогал, взяв очень много на себя по уходу за малышом. Тем более у Андрея — 5 класс, новые предметы, всё новое, ему тоже нужно было помочь с этим справиться. Тем более — класс сильный, развитый, требования в разы больше, чем в той школе, которой Андрей раньше учился.

И вот всё это вкупе, а, может, и по другой причине — что теперь гадать — дало начало очень нелегкого периода нашей жизни.

НАЧАЛО. ОКТЯБРЬ 2005.

Сентябрь прошел довольно ровно, но вот в начале октября, числа 5-го, позвонила учительница и сказала, что Андрея уже третий день нет на занятиях. Как так? приходил он домой вовремя, даже уроки делал, мы вместе всегда этим занимались, потому что задают им много. Но… вот так.

И у нас состоялся разговор. Выяснилось, что он ходил в компьютерный игровой клуб, а домашку узнавал у друга. Вроде поняли друг друга, но дальше — хуже. всё описывать не буду, пробегусь кратко по основным проблемам.

Итак:

— с октября по декабрь я почти каждый день бегала по близлежащим компьютерным клубам с маленьким Данькой в люльке-переноске (или без него, когда мой Серёжка был дома). Меня уже знали в каждом, и у каждого был мой номер телефона. Я слёзно умоляла не пускать моего сына в клуб и звонить мне при его появлении там. Но — их было так много, этих клубов… со временем это начинало срабатывать, но мой сын с упорством маньяка находил всё новые и новые.

— друзья исчезли, мой ребенок просто отфутболил всех, замкнувшись в себе

— по учебе мы скатились на «2» и «3», иногда — уж не знаю как — были редкие четверки, сплошные пропуски и прогулы.

— внимание и усидчивость куда-то делись, память — тоже, иногда мой ребенок не мог вспомнить, что он делал вчера, не мог запомнить учебный материал, который мы повторяли дома снова и снова. Я уже сама выучила эти учебники наизусть, мы занимались каждый день, стараясь наверстать, самостоятельно выучить, заполнить эти пробелы… а у него, казалось, в голове была сплошная антиматерия, которая поглощала без остатка и следа любую информацию

— он мог, сидя на уроки, начинать потихоньку обплёвывать вокруг себя пол, при замечании учителя говорил, что он этого не делал.

— специально бросал карандаши, ручки на пол, когда учитель отворачивался, отрицая свою причастность, разрисовывал парты, учебники, когда что-то писали на уроках, мог просто рисовать сплошную волнистую черту....

— начал воровать дома деньги, выпрашивать на остановках у прохожих

— пару раз ушел из дома в пять утра, со всеми школьными принадлежностями, ранцем… я не слышала — он делал это очень тихо, а потом я просыпалась будить его, лихорадочно одевалась, хватала Даньку и неслась снова по этим клубам.

-разговоры, беседы, крики, наказания, лишения удовольствий ничего не меняли., даже купленный домой компьютер не исправил проблемы....

— но самое страшное — ПРОВАЛЫ В ПАМЯТИ. Это было даже чуть раньше проблем с игровыми компьютерными клубами, только я не сразу придала этому значение.

Много всего. И нас отправили на обследование к психологу, он отправил нас по другим врачам. С декабря по март продолжались наши хождения по врачам и специалистам. Всё описывать опять же не буду. Каждую неделю я вывешивал на стену график — что, когда, где, у какого ребенка. Практически КАЖДЫЙ ДЕНЬ был заполнен… мне казалось, это не кончится никогда.

ТО, ЧТО СКРЫЛИ ВРАЧИ В РОДДОМЕ.

То, что выяснилось потом, долго не укладывалось у меня в голове. Как так? Почему об этом умолчали?

У ребенка была родовая травма. Сначала этого не было заметно — потому что в том месте, где была повреждена черепная коробка, мозг ещё не касался этого внутреннего нароста. Но как только мозговая масса начала увеличиваться и прилегать плотнее к черепу, этот выступ начал давить на участок мозга. И — хоп! — всё, прощай, усидчивость, внимание, память… провалы в памяти, асоциальное поведение — вот последствия...

Врач, который курировал наше обследование, сказал, что если бы сразу было известно о травме черепа, путем массажа, других процедур можно бы было исправить всё на начальном этапе. «Что же нам делать теперь?» — спросила я. Оказалось — ждать и терпеть. Через годик будет полегче, потом ещё легче, а потом, к 17-18 годам всё придет в норму.

Как мы жили этот «годик», никому лучше не знать. Но и правда, спустя год мой ребенок начал меняться, и чем дальше, тем проще становилось нам всем. На учебу я рукой не махнула, каждый день мы занимались и занимались. И — переехали. К моей маме, в зону отдыха, где бор и белки, и один-единственный игровой клуб.

Зато теперь, когда моему сыну 20 лет, он учится в инженерно-танковом институте, а там, простите на минуточку, высшая математика, я горжусь им. И — нами. Что мы смогли. Не сломали, не махнули рукой, смогли и прошли.

ПОСЛЕСЛОВИЕ.

Однажды, разговаривая с одной мамочкой, у которой тоже у ребенка была родовая травма, мы обнаружили кое-что общее: что такие детки очень часто могут переставлять слоги в словах — не «карман», а «маркан» и т.д. Вполне вероятно, что так могут делать дети и без родовых травм, но тем не менее… я потом ещё спрашивала у нескольких — моё предположение подтвердилось, по крайней мере в 4 случаях из 5.

Какими бы мотивами не руководствовались те врачи, которые скрыли от меня травму моего сына, им нет оправдания. Слава Богу, что всё закончилось именно так. И я прошу вас — будьте внимательны! Будьте бдительны! Смотрите, что и как делают ваши детки! Ведь это могут быть не издержки воспитания, а что-то другое!