летом 42-го мы закончили 5-й курс. В июле после последнего госэкзамена нам сказали: «Приходите завтра для получения дипломов. Только мы вас, девочки, очень просим, обязательно возьмите с собой чашку и ложку!» Ну, и мы, конечно, решили, что нам хотят устроить прощальный банкет. Все, конечно, хи-хи ха-ха, а утром нарядились, прически сделали, ведь это наш последний день в институте. Приходим, что такое – во дворе полно военных. Заходим в большую аудиторию, а там на задних рядах сидят командиры. И мы решили, что они пришли нас развлекать.
Пришел ректор, все преподаватели, и стали всех вызывать, вручать дипломы. Потом слово взял ректор: «Девочки, я вам только одно скажу. Поздравляю, вы стали настоящими врачами! Но у меня к вам вопрос – кто-то из вас хочет на фронт? Насильно мы никого направить не можем, но если кто-то сам хочет, то напишите, пожалуйста, заявление». Так мы сели, и все до единой, человек пятьдесят-шестьдесят, написали – «Прошу направить меня на фронт!»
Они это дело увидели и говорят: «Прошу встать тех, у кого есть проблемы со здоровьем!» Никто не встал… «Прошу встать тех, у кого отец на фронте и мама останется одна больная!», тоже никто не поднялся. «Тогда вот что. Я попрошу подняться тех, чьи фамилии назову!»
Зачитали – «Эти поедут под Сталинград!» Зачитали еще, в том числе и меня – «А вы поедете под Москву!» Потом говорит: «Я вас поздравляю, девочки! Выходите во двор, там вас заберут командиры, и вы поедете с ними на фронт». Тут мы возмутились: «Послушайте, мы же должны пойти домой, проститься с родными!» — «Нет, мы вашим родным сами все сообщим. А вы как приедете в часть, постарайтесь сразу написать домой. А сейчас идите к командирам».
Приходим на вокзал, стоит эшелон из товарных вагонов, а в них нары в два яруса. И уехали, так с родными и не простившись…
Ехали часов восемь, как вдруг налетели немецкие самолеты и начали бомбить. Эшелон остановился, все выскочили и стали разбегаться. Одни побежали к озеру, другие к роще, а немцы на бреющем полете стали всех расстреливать из пулеметов… Я тоже выскочила, а куда бежать, не соображу. Присела у вагона и никуда не побежала…Когда, наконец, самолеты улетели, бросились помогать раненым. Перевязывали их, таскали, а сами плакали и дрожали… Из двадцати наших девчонок осталось всего восемь-десять. Кого убило, кого ранило… Потом приехал еще один состав и забрал всех раненых и убитых.
Приехали в Москву, а ночь темная, ничего не видно, на улицах только патрули. Нас привели в гостиницу на окраине: «Девочки, завтра за вами придут в шесть утра».
Утром стали распределять, кого куда. Кого в авиацию, кого в танковые части, а меня в пехоту. Я вначале немного расстроилась, но потом поняла. Ведь кого направляют в пехоту? Лучших! Потому что там больше всего раненых, ведь именно пехота — лицом к лицу с врагом.
Дали мне какого-то командира: «Он тебя проводит до самой части!» А этот майор мне и говорит: «Мы с тобой пойдем пешком. Тут совсем недалеко – всего километров сорок…» Пошли с ним, а я же в нарядном платье, в туфлях на каблучках… Нас же нигде не переодели, ничего…
Прошли километров десять, я его спрашиваю: «А где немцы?» Еще прошли сколько-то: «Давай посидим!» — «Давай!» В общем, пришли в часть, тут он мне показывает: «Видишь, впереди большой овраг? На той стороне немцы, а по эту сторону наши». Потом заводит меня в блиндаж командира полка. Тот на меня посмотрел так удивленно, спрашивает майора: «Слушай, ты, где эту девулю взял и зачем привел ее ко мне?» — «Так это наш новый врач!» — «Так ты врач?!» — «Да!» — «А ну покажь диплом!» Посмотрел: «Ну, ладно, иди работать!»
Отошли сколько-то, а там на земле у блиндажа лежат человек пятнадцать раненых. Вдруг из блиндажа выскакивает девушка в белом халате, и бросается мне на шею. Спрашиваю ее: «Ты кто?» — «Маша!» — «Ты чего, Машенька?» — «Я обрадовалась, что вы появились, ведь нашего врача убило. Видите, сколько раненых привезли, а я всего лишь медсестра…» Я сумочку поставила, и как была в этом нарядном платье, только халат надела, и начала работать. А к вечеру мне приносят и гимнастерку, и брюки, и сапоги, и ремень с кобурой: «Вот, надевай!» Примерила, но мне гимнастерка по колено, а сапоги такого размера, что я в них и ходить не могу. Старшина на меня посмотрел: «Да уж… Но у меня другого обмундирования нет!» Тогда командир полка приказал: «Вызови наших сапожников, портных, и пусть они ей все подгонят. Она же офицер и должна выглядеть, как положено!» Ко мне пришел портной: «Что тебе пошить, штаны или юбку?» — «Я привыкла к платьям». Обмерил меня, и все сделал в лучшем виде. И с сапогами все отлично решили. Подошло, да еще как.
Следующий вопрос – как меня называть. Товарищ лейтенант? Так я девчонка совсем. Лидия Алексеевна? Тоже не подходит. Ладно, решили меня величать — доктор Лида. И все меня в полку звали только так — доктор Лида. А я поначалу все переживала, ну почему я не старше? Тогда бы меня звали более уважительно. И вот с этим 738-м полком 134-й стрелковой дивизии я прошла до самой Победы.С середины июля 1942 года 134-я стрелковая дивизия вела боевые действия у города Белый ныне Тверской области. 1-5-го августа 738-й стрелковый полк выбил противника из сильных узлов сопротивления: Заозёрье – Гудилово, овладел ими и прочно удерживал их.
24-го ноября части дивизии провели наступательную операцию, и, сломив сопротивление противника, овладели рядом населённых пунктов на окраине города Белый: Свиркупы, Королёво, Выползово, Симоновка. 26-го ноября 629-й стрелковый полк перерезал большак Смоленск – Белый, после чего наступление закончилось, и дивизия перешла к обороне – прим.Н.Ч.)Я еще в Саратове в госпиталях такого насмотрелась, что тут для меня было просто продолжение. А так моя задача не изменилась – стоять у операционного стола. Только раненые, раненые и так без конца… Иногда шли такие бои, что к нам в блиндаж приносили по семьдесят раненых, и приходилось их спасать круглые сутки. Но там же никакого электрического света не было. А лампа какая — брали гильзу от снаряда, заливали в нее керосин, вставляли фитиль, и поджигали. И солдат, который не боялся вида крови и ран, держал ее, а я в это время оперировала. Понятно?! И еще учтите такой момент.
Самое главное, что мы обязаны были сделать – как можно раньше оказать помощь раненым. Поэтому полковой медпункт устраивали как можно ближе к передовой. Иногда он стоял всего в 400-500 метрах от поля боя, поэтому нас и бомбили и обстреливали, да еще как… Пулеметы строчат, осколки свистят… Иногда взрывной волной раненого сбрасывало с операционного стола… Помню случай, когда рядом раздался взрыв, раненого сбросило, а меня ударило о косяк… Потом встаешь и начинаешь себя ощупывать и соображать – так руки, ноги целы, голова на месте: «Поднимайте раненого, продолжаем работать…»Тут нельзя сказать однозначно. Это зависело от врача, без всякой логики. Конечно, первыми старались брать самых тяжелых, кому остались считанные часы. Если приносили много раненых, я выходила и смотрела, кого взять первого. И на всю жизнь запомнила такой эпизод.
Выхожу, а один раненый, у него нога оторвана, так он культю поднял и к дереву прислонил, чтобы кровь меньше текла. Я на него показала: «Немедленно!» А он вдруг говорит: «Доктор, возьмите первым моего друга…» Так-то у меня крепкие нервы, но тут мне прямо плакать захотелось от такой доброты… Вот что значит, готов отдать свою жизнь другу… — «Я вас беру обоих!» У меня же два стола было. На одном оперирую, а на другом Машенька заканчивает, перевязывает. И еще три санитара с нами. Они раненых вносили, выносили. Копали нам окопчики на случай обстрелов. На собачках привозили, вывозили, а ведь там в полный рост не подняться. Только ползком.
Некоторые ветераны вспоминают, что в медсанбаты принимали солдат только из своего подразделения. Я принимала всех подряд, и не помню, чтобы хоть раз спросила, из какого человек полка.Даже если раненых было много, то старались вынести всех и как можно скорее. Но, конечно, это зависит от командиров, людей, обстановки. А насчет упущений я не думала. Я знала одно – как можно быстрее вытащить раненых, обработать, если нужно, сделать срочную операцию и отправить в тыл.
Бабушке благодарность долгих лет жизни!
Ничего себе! Какая она молодец, это ж надо выдержать такое!
Потрясло! А красавица то какая!
Молодец!!! Большой поклон ей
Здоровья бабушке и долгих лет жизни!
P.S. Бабушка красавица! Прям как девушки с фотографий 30-х годов!
А сама она не плакала, когда все это рассказывала? Не дай Бог нам или нашим детям/внукам подобное испытать...
Здоровья ей на долгие года...
оххх