Две недели материнства

Когда я была беременна, я беспокоилась, а включится ли у меня материнский инстинкт, на самом-то деле. То есть, будучи беременной, я не чувствовала какой-то особой глубокой проникновенной материнской любви, ну, может, только в последнюю неделю-две перед родами. И даже в родах я не особенно чувствовала материнство. А надо сказать, что роды у меня прошли прямо-таки как я мечтала, самые что ни на естьестественные. Идеальные роды. Немного было смешно потом, потому что несмотря на некоторую боль, я себе представляла всё гораздо ГОРАЗДО больнее, на пределе человеческих возможностей. Но этот процесс оказался довольно физиологичным и естественным, то есть без особых надрывов.

Итак, вот моя дочура впервые лежит у меня на груди, вся еще в первородной смазке и слегка кряхтит, открыв один правый глаз. Голова густо покрыта волосами, миниатюрные пальчики на руках с красивыми длинными ногтями… Сплошное умиление. Наблюдатель во мне сообщает, что вот сейчас я должна испытать приступ окситоцина, который вознесет меня к небесам и подарит мне такое единение и любовь к мужу, что мы не расстанемся вовеки. Ох, многие знания — многие печали! Никаких безумных всплесков, ничего такого, только удовлетворение как бы от хорошо проделанной работы всей нашей командой.

Первая ночь дома вместе тревожна своей новизной. Маруся кажется хрупкой как цветок орхидеи, и ее плач — это лезвие бритвы, оставляющее кровавый след на моём сердце. И вот во второй день присутствия в этом мире по ту сторону материнского живота она неожиданно становится центром Вселенной для меня. Лицо её превращается в сладостный пир для глаз, слаще которого нет ничего на этом свете. Тело её хочется чувствовать всё время рядом, тепло её дарит наслаждение равное тысяче теплых и нежных объятий. Можно забыть обо всём насущном — о еде и пище — потому что рядом она. Это похоже в своей проявленности на влюбленность, на тот её период, когда адреналин зашкаливает в крови, и все мысли занимает только объект твоей любви, как наваждение, как неотступное желание быть в слиянии. Я понимаю — это не может быть вечно, это проходит. Меня гложет чувство вины: пора садиться за работу и выполнять обязательства, но день за днём Маруся поглощает всю меня: мою душу, мои горячие руки, которые хотят обнимать её, мою любовь и время. Мама ругается: вы избалуете девочку, помяни моё слово, нельзя всё время держать её на руках. Муж говорит: «Ну что ж, до 40-го дня у тебя есть все права делать только то, что хочется, даже если хочется целый день лежать в постели и обниматься с дочкой», и у меня возникает вопрос: «А что будет на 41-ый день?»

Эгоистическая сладостная влюбленность матери оборачивается против меня острым жалом, когда Мася плачет от коликов в животе. Колики доставляют ей уже неделю массу неприятных моментов. Хуже чем эти колики я не могу ничего придумать: готова сама себе продырявить живот, если бы от этого все боли прекратились у нёё. Но такой опции нет, и мы страдаем вместе.

Так мне пришлось на себе испытать странный природный или божественный механизм, называемый «материнство». И ведь удивительно, что влюбляясь в кого-то во взрослом мире, мы можем оценить какие-то качества человека и полюбить его за эти качества, но влюбляясь в своего ребёнка, ты влюбляешься, как в моём случае, в разы сильнее в существо, качества которого совершенно пока неизвестны, поэтому только такая любовь может называться «безусловной».