Я ревела (большой рассказ)

Как я совершила преступление

Мы перестали встречаться постепенно. У меня сессия, новая работа, у него трудности с начальством, какие-то неприятности дома. Сначала виделись реже, потом реже перезванивались, потом он исчез. Не знаю, как для него, для меня это было тяжело. Я скучала. Позвонила на работу, сказали, что уволился. Я не удивилась, все к тому шло. Позвонила домой, соседи сказали: «Они уехали». Кто они, куда уехали, надолго ли — непонятно.
Когда я узнала о беременности, мы не виделись уже месяца полтора. Конечно, я могла разыскать его через общих друзей, не думаю, чтобы он от меня скрывался, но зачем, если все и так уже кончилось?
Началась морока: как найти деньги на аборт, где его сделать… Тогда как раз появились кооперативы, и все говорили, что нужно делать только там — там под наркозом и сразу можно уйти домой. Я несколько раз ловила себя на мысли о том, как хорошо было бы, если бы он вдруг нашелся — и помог с абортом, он же врач. В конечном итоге, едва уложившись в пресловутые 12 недель, я наскребла денег, нашла кооператив (кстати, именно от Саши я узнала о существовании этого заведения: мы когда-то проходили мимо, и он сказал, вот, может быть, удастся устроиться сюда на работу, но потом что-то не сложилось), записалась на субботу, наврала родителям, что иду к подруге. Я не испытывала страха перед предстоящей операцией. Знала, что не почувствую боли, и верила, что не будет осложнений (коммерческая медицина была тогда делом новым и, в отличие от государственной, вызывала доверие)…
…От приторного сна я очнулась с тошнотой и головокружением. Кто-то привез меня в палату и выгрузил на кровать. Мои соседки по палате тоже уже пришли в себя: две тихонько постанывали, а одна — молоденькая, совсем девочка, — причитала: «Ой, что же я наделала!». Мне почему-то было совсем не больно, я отвернулась к стене и на всякий случай с головой накрылась одеялом — чтобы не участвовать в общих разговорах.
И вот тут я впервые поняла: я же его убила. Или ее, теперь уже не узнаю. До этой минуты я не то чтобы запрещала себе об этом думать — было просто не до того: доставать деньги, искать врачей, отпрашиваться с работы, чтобы сдать анализы, успеть все сделать в оставшийся месяц, потому что если не успеешь, то все… Что — все? У нас с Сашей родился бы ребенок? Почему я — незлой и не жестокий, в сущности, человек, с самой первой минуты, как узнала о его существовании, безоговорочно отказала ему в праве на жизнь? Почему ни на мгновение не могла представить себя матерью? Даже не сделала попытки разыскать Сашу…
Я провалялась еще часа два. Никто из врачей нас не смотрел, зашла уборщица, сказала, что все уже разошлись.
— И медсестра?
— Да она самая первая убежала, еще аборты не кончили.
— А как же нам теперь?
— Оклемались? Собирайтесь и идите. Половой жизнью до месячных не жить, — авторитетно заявила она.
Я встала и ушла. Морозный воздух пощипывал щеки, начинало темнеть, я потихоньку брела к дому. С утра у меня был намечен огромный список дел — после новогодних-рождественских праздников их набралась целая куча, однако теперь вся эта суета оказалась бессмысленной. Напиться? Залезть куда-нибудь под новогоднюю елку, да так в сугробе и остаться? Подруга звала погадать — сейчас ведь, говорят, святки — пойти к ней, поплакать у нее на плече? Вернуться домой, забиться на кухне на свою тахту и тупо смотреть в потолок? Какая разница…
Проходя мимо церкви, я остановилась и только тут заметила, что небо усыпано звездами — уже стемнело, а я несколько часов пробродила неизвестно где. Ухватившись за чугунный столбик ограды, я вдруг стала горячо молиться — не о прощении, а как-то глупо, по-детски: я просила Господа сделать так, чтобы ничего этого не было, вообще не было сегодняшнего дня. Кажется, обещала, что «больше так не буду». Зажигались фонари, падали звезды, а я все плакала и плакала. Я совершила преступление — убила крохотного беззащитного человечка, теперь никто и ничто на свете не вернет моего ребенка к жизни. Ни о чем, кроме этого, я в ту минуту не думала, и только где-то на самом дне сознания бессмысленно трепыхалась фраза, услышанная когда-то от бабушки: «На святки, внученька, что ни пожелаешь — все сбудется. Надо только пожелать по-настоящему»…

А вскоре объявился Саша — пришел ко мне домой, разузнал где-то адрес. Оказалось, у него умерла мама, перед смертью долго болела, и он забросил всех и вся. Он стал очень нежен ко мне, заговорил о любви и уже через неделю после знакомства с моими родителями сделал мне официальное предложение. У меня не хватило сил и смелости ему признаться. Честно говоря, жить на свете после этого злосчастного визита в кооператив стало совсем тошно, да и здоровье пошло наперекосяк — и «по женской части», как выражались мои соседки по палате, и вообще — я один раз даже в обморок упала. Саша испугался и насильно потащил меня к своему приятелю-гинекологу. Я подумала: ладно, показаться врачу не мешает, со мной ведь явно что-то неладное творится, как раз и Саша узнает правду — сказать самой у меня не хватит духа, а если мы и правда поженимся, нехорошо начинать с обмана.
Приятель посмотрел, хмыкнул и сказал: «Пятый месяц, поздно, ребята, спохватились». А Саша… Саша вдруг замахал руками и закричал: «Какое поздно, какое спохватились, ты знаешь, как мы ребенка хотим…». УЗИ показало мальчика — я своими глазами рассматривала его на экране, даже пальчики на ручках и ножках были видны. Врач сказал, здоровенький…
На обратной дороге Саша был возбужден, смеялся, что-то рассказывал, я отвечала, видимо, даже впопад, но на самом деле ничего не слышала… Я думала об одном: тот кошмарный черный день и впрямь отменен, вычеркнут, стерт. Этого не может быть, но это факт — один-единственный раз в жизни я по-настоящему забыла себя, без остатка отдавшись своему несбыточному желанию, — и оно исполнилось. Неужели и правда святки — время чудес?
Я дала себе слово, что никогда не признаюсь им, моему мужу и моему сыну, как хотела прожить без них и как Бог спас меня в ту святочную ночь. Слово я держу и думаю, что Саше не пришлось пожалеть о том, как сложилась наша жизнь.

Как я совершил преступление

Постепенно мы перестали встречаться. У нее сессия, карьера, у меня неприятности на работе, а потом мама заболела. Сначала виделись реже, потом реже перезванивались, потом она исчезла. А для меня в тот момент все это отодвинулось на второй план. Конечно, я ощущал какую-то пустоту, она ведь вообще была очень хорошей, просто мы еще не успели достаточно сблизиться, чтобы я мог навешивать на нее груз своих невзгод. Мама умирала, и когда она вдруг заговорила о том, что хочет на родину, перед смертью повидать племянниц, я уволился (все равно зарплату не платили), и мы поехали.
Обратно через полтора месяца я вернулся уже один. Теперь у меня никого-никого не было, и по вечерам я с тягостным чувством возвращался в нашу — теперь уже мою — комнату. Мама перед смертью очень жалела, что поздно меня родила и не дождалась внуков.
Начал искать работу, снова попытался устроиться в тот кооператив, куда не удалось пробиться летом, на этот раз повезло, помогли старые связи и мужской шовинизм — они почти уже взяли Ларису Лосеву, но директор сказал: «Слишком жирно им на семью две такие зарплаты, мы уже ее мужа взяли на аборты, и потом, всегда лучше мужика брать, надежнее». Славка на меня, конечно, обиделся страшно, не разговаривал, но что ж делать. Я вышел на работу, и в первую же субботу мне поставили дежурство. Глупость какая, кому в выходные может срочно понадобиться дерматолог, ну да ладно, дома было пусто и тоскливо, а искать развлечений не хотелось. Пришел с утра на прием — никого, заглянул в коридор перед Славкиным кабинетом — вот там народ был.
Там на стуле сидела Света. Смотрела в стенку невидящими глазами. Я отпрянул — не хотел ее смущать, все-таки не лучший момент в жизни женщины. Сколько же мы с ней не виделись, как она быстро-то… Стал вспоминать — вышло, месяца два с половиной. А если это мой ребенок? Побежал в регистратуру и выпросил ее карточку: срок почти 12 недель. Точно, я уверен, от меня. Что ж она — не нашла меня, не позвонила, одна все решила? Я дико разозлился, я тогда ни жалости к ней не почувствовал, ничего — как это она смеет избавляться от моего ребенка! Мама бы мне этого не простила. Карьера ей, видите ли, дороже, вуз ее дурацкий, а семья, ребенок — это все потом, найдем кого-нибудь побогаче и поперспективнее? Сначала хотел просто схватить ее за руку и утащить, потом подумал: а почему это я решил, что она со мной пойдет? Между нами все и так кончено, может, у нее уже кто-то есть? Ну ладно, обрадуется она мне или нет, это другой вопрос, сейчас самое главное — сохранить ребенка. Воду, что ли, отключить или электричество вырубить, чтоб на сегодня все отменили. Или позвонить в милицию и сказать, что кооператив заминирован? Славка, как всегда, опаздывал, минут десять на раздумья у меня было. Я пошел к себе в кабинет, и тут меня осенило. Взял лист бумаги и решительно написал: «Заявление об увольнении». Поспешно нацарапал еще несколько строчек, надел маску, чтоб Света не разглядела моего лица, и бросился в Славкин кабинет.
— Слава, там к тебе сидит Светлана Лисицына, это моя невеста, мы поссорились, и она пришла на аборт. Не делай ей аборт.
— Ты че, Липатов? Сами разбирайтесь. Иди, мирись, еще час у вас есть, она там третья. Только она уже все оплатила, не знаю, как вам деньги вернут. Хотя ты, конечно, с нашим директором в такой дружбе…
— Слава, она меня не послушает, я тебя очень прошу…
— Ну ты че, что я ее, выгоню, что ли?
— Ты просто подержи ее под наркозом, а ничего не делай.
— Ну ты даешь, Липатов, тебе мало, что ты Ларку отсюда выпер, теперь меня еще хочешь под статью подвести? Пошел ты…
— Я уйду… Вот — возьми.
— Что ты мне суешь?
— Заявление об уходе. Я сегодня же уйду и больше здесь не появлюсь. Заявление передашь ты, скажешь, что у меня несчастье, что мне пришлось срочно уехать. А на прием в понедельник записано 9 человек. Где они за выходные нароют дерматолога? Возьмут Ларису. А ей стоит только день поработать, ее тут же оставят, она же классный врач, вы же оба такие… такие…
— Это преступление…
— Никто не докажет. Свидетелей нет. Я — соучастник.
— Как нет — а Раечка…
— Я ей назначу свидание, она у тебя отпросится и убежит.
— И не жалко тебе Райку? Классная такая девка, прибежит к тебе, а ты… Или ты решил времени не терять, пока эта Света от наркоза будет очухиваться?
Славка захихикал — значит, согласился.
— Раю жалко. На свидание не пойду, но ее отсутствие обеспечу, будь спокоен. Лосев, да я для тебя все сделаю…
— Всего не надо, самое главное — здесь больше не показывайся.

Так мы с Лосевым совершили должностное преступление. На следующий день я разузнал, что у Светы вроде никого нет. Еще пару дней набирался духу, а потом пошел к ней. Я дал себе слово никогда не говорить ей о том, что принял за нее решение и что, наверное, не вернулся бы к ней, если бы не увидел в очереди на аборт. Слово я держу и ни в чем не раскаиваюсь. Думаю, Свете тоже не о чем жалеть.



«Моя семья».
Сочинение Липатова Алексея, ученика 3 «а» класса.

Родители у меня классные — у других таких нет. Правда, дома у нас сейчас шумновато, они мне недавно еще Люську родили. Я сначала не хотел, но потом согласился — уговорили. Люська плакса такая, но папа говорит, это временно. Так что нас теперь четверо. Правда, бабушка говорит, что их с дедушкой тоже надо считать, хоть они в другой квартире. Тогда шестеро.
Они у меня такие выдумщики. Например, на святки у нас каждый день праздник — почти две недели получается! Я в классе рассказал — все обзавидовались. А они говорят — это наш семейный праздник. Я спрашивал, что, родился кто или, может, они тогда поженились или познакомились, а дедушка говорит: «Да, мы с твоим папой тогда познакомились, а уж папа с мамой, определенно, раньше познакомились». Я у них спрашиваю: «Что значит «определенно», кто определил?» Папа смеется: «Врач определил, и факт знакомства, и даже срок определил». А мама говорит: «Это Бог определил, чтобы нам всем быть вместе». Я у бабушки спрашиваю: «Кто прав?». А она говорит: «Одно другому не мешает». И еще мама мне говорит, что нужно хорошенько подумать, прежде чем что-то сделать, а папа говорит, что действовать нужно решительно. Опять же — кто прав? Я у дедушки спрашиваю, а он, совсем как бабушка: «Одно другому не мешает»…