Моя первая беременность. Эпилог. Самое верное решение.

На следующее утро после родов меня перевели в послеродовую палату отделения обсервации. Я боялась этого момента, ведь другие девочки будут с малышами. А я без. Даже подумывала просить платную. Но роддом был переполнен, и дождаться платной палаты было нереально. Но все обошлось. Комната была на троих и без деток. Две другие девочки лежали тоже после КС, но роды у обеих были преждевременные, на 33-34 неделях. У одной начали подтекать воды, у другой был сильный гестоз. Их малыши лежали в реанимации роддома.
Нас сразу посмотрела заведующая отделения, глядя на мой шов, сказала, что врач все сделала очень аккуратно. Но, чтобы достать малютку, пришлось сделать разрез немного длиннее (шов остался 17 см). Она разрешила денек отлежаться и потом начинать гулять по коридору. Муж созвонился с реанимацией новорожденных в областной больнице, и ему было велено приезжать на следующий день. Мы с девочками очень волновались, периодически кто-то начинал плакать, но другие успокаивали. В 5 вечера соседки по палате ушли знакомиться со своими малышами. А я осталась одна. Как я хотела увидеть малютку! Я гадала, как он там совсем один. Ну и, конечно, было интересно, есть ли у него волосики, какого они цвета, какого цвета глаза, хотелось поцеловать нежные щечки и лобик, услышать крик, успокоить и прижать к себе, напоить каплями молозива. Но нет. Мне оставалось ожидание. И я пошла гулять по коридору, через боль. Вечером мне позвонила двоюродная сестра, чтобы поздравить с рождением сына. Я просила родителей не говорить о родах до первой операции. Они не выдержали. Я не знала, что говорить родственникам, ведь если малыш не выживет… Поэтому не брала трубку.
На следующий день муж поехал в больницу. С ним, разумеется, увязалась свекровь. Мне заявили, что сынишка светленький (неправда, волосы у него темно-рыжие) и пухленький (конечно, в сравнении то с недоношенными в соседних люльках). Что он мирно спит, дышит сам, но с поддержкой, кушает пока через капельницу. Что у него первая положительная группа крови (у нас с мужем у обоих 2 положительная). И что на следующий день его будут оперировать. Я нервничала, читала молитвы и гуляла по коридорам. Потихоньку начала сцеживать молозиво, которого еще толком не было. Свекровь по моей просьбе договорилась о крещении ребенка в реанимации, условились на 4-ые сутки. О выбранном имени мы никому не говорили.
На третий день была операция. Подшивали мешочек. Я молилась в палате, мама пошла в храм. После обеда позвонил муж и сказал, что операция прошла хорошо. Но чтобы облегчить малышу задачу, после операции он остался на ИВЛ. Мы выдохнули. У одной из соседок малышу стало хуже и ей сообщили, что будут переводить его в реанимацию одной из городских больниц. Вторую просили привезти детские вещи для перевода в отделение недоношенных. Мы дружно начали сцеживаться, я завела будильники на каждые 3 часа. Даже ночью вставали.
На четвертый день малыша крестили с именем Михаил. Крестным стал мой старший брат. На крещение допустили только батюшку, крестного, мужа и его маму. Был день Николая Чудотворца, свекровь предлагала назвать Николаем. Да и хирург у нас Николай. Но мы уже выбрали имя, хоть и не говорили об этом никому. И остались при своем мнении. Батюшка сказал, что имя хорошее. Наконец-то за сына можно было молиться с именем. Моя мама сразу же заказала сорокоуст и особое прошение. Мы просили пока не говорить о выбранном имени и крещении. Этим же вечером, двоюродный брат передавал привет племяннику Михаилу. Мы с мужем решили, что о следующей беременности расскажем, когда живот на лоб полезет, такие уж все болтливые. У соседок по палате дела обстояли по-разному. У одной сына экстренно перевели в одну из городских больниц, у другой готовили к выписке и переводу в отделение недоношенных набирать массу. Вечером пришло молочко. Грудь очень болела, и температура поднялась до 37,5. Я долго не могла сцедить руками, но выручил молокоотсос. И вот первые 40 мл молока с молозивом. Сохранить было негде, и я все вылила в раковину. Со слезами на глазах.
На пятые сутки я сдала анализы. Меня осмотрела заведующая и сказала, что, если анализы придут хорошие, меня назавтра выпишут. Я так хотела увидеть сына!!! Муж поехал к нему. И долго не перезванивал. Я такого себе надумала… Сидела ревела, боялась, что что-то не так, и муж не знает, как мне сообщить. Но ему просто было неудобно. Ох и получил же он от меня по телефону! У сынишки состояние было очень тяжелое, но без происшествий.
На шестые сутки к обеду мне принесли выписку. Конечно же, половину УЗИ+ и заключений у меня забрали в историю, поэтому я попросила сделать фото, разрешили. Сняли швы. За мной приехали муж и мои родители. Я быстренько собрала вещи, переоделась, и мы помчались на встречу к сыну! Это было 20 декабря. УЗИ ставило ПДР именно на этот день.
Мне было больно ходить. Очень сильно болел шов, даже выпрямиться до конца не могла и чуть сутулилась. А реанимация новорожденных находится в самом дальнем уголке. Предстояло пройти по подземным переходам через два корпуса и в третьем подняться на 5 этаж. Мы шли медленно и очень долго, периодически останавливались отдышаться, потому что у меня кружилась голова. Но муж терпеливо ждал и поддерживал меня. Мне хотелось поскорее увидеть сына, и было так обидно, что я не могу бежать. Я вся тряслась от ожидания и предвкушения встречи. И вот, поднявшись на этаж, облачившись в стерильную одежду и маски, обработав руки, мы вошли в палату. Пять малышей. Пищит оборудование. У каждого мониторы и капельницы. Муж провел меня к нашему сыну. Я растерялась. На глаза наворачивались слезы. Я не могла поверить, что вот это чудо – наш сынок. Я не ожидала какого-то прилива любви и умиления. Я ожидала страх. Но все оказалось не так страшно. Я уже очень давно любила этого малыша. Я так его ждала. Слезы подступали и не получалось их удержать. Срывающимся голосом я говорила с сыном. Спела ему колыбельную. Подержала за ручку и погладила щечку. Такой маленький, такой беззащитный, в трубочках и проводках. Столько боли было на его милом спящем личике. Спускаясь по лестнице, я вспоминала слова врачей. О боли и гуманности. Я так боялась, что ради спасения своей души обрекла сына на чудовищные муки. Мне было так стыдно перед ним. Но так хотелось верить, что все будет хорошо, что мое решение самое верное.