До Слез... (Длинный стих)

Стих Валентины Киселевой.

Она случайно уронила ложку.
Звук был сильнее выстрела в тиши,
И, испугавшись, вздрогнула немножко.
Сын нервно бросил: — Мама, не спеши...

И тут взвилась змеей ее невестка,
Как будто наступила на иглу:
— Я ж говорю, что ей у нас не место,
На кухне вечно крошки на полу!

Ты знаешь, как она меня достала.
Я что, слугой быть ей должна?
Так вот, последний раз тебе сказала -
Решай сегодня — я или она.

Кричала нервно, громко, истерично
И начисто забыв о тормозах.
Опять испорчен завтрак, как обычно.
Застыли слезы хрусталем в глазах.

Сынок молчал, молчала рядом внучка,
Тот ангелок, которого она
Так много лет в своих держала ручках.
Большая стала, нянька не нужна...

В невестку же как будто бес вселился -
Кричит, бьёт в гневе кулаком об стол:
— Чтоб завтра же к ней в зал переселился!
Сын молча встал из-за стола, ушел...

Рыдания застыли в горле комом,
Она не «мама» — «бабка» и «свекровь».
Дом стал чужим, жестоким, незнакомым.
Когда же в доме умерла любовь?

Очередная ночь была бессонной,
Подушка стала мокрою от слез,
И голова гудела медным звоном:
— Зачем, сыночек, ты меня привез?

А утром сын подсел к ее постели,
Боясь взглянуть в молящие глаза,
С волнением справляясь еле-еле,
Чуть слышно, полушёпотом сказал:

— Ты, мам, пойми… Мне тоже очень трудно...
Я между вами, как меж двух огней...
А ТАМ еще к тому же многолюдно,
Тебе с людьми там станет веселей.

— Да мне, сынок, веселья-то не надо.
Мне б рядом с вами, близкими людьми,
Мне б помереть, сынок, с тобою рядом...
— Да тяжело с тобой нам, ты пойми.

У нас и так семья, дела, работа.
И жизнь у нас ведь далеко не рай.
Жене, вон, тоже отдохнуть охота,
А тут тебе сготовь и постирай.

— Ну что, сынок, коль я обузой стала,
Вези меня в тот «престарелый дом»...
Глаза прикрыв платочком, зарыдала.
А сын сглотнул застрявший в горле ком.

А через день нехитрые пожитки
Лежали в узелочках на полу.
Зачем-то дом припомнился, калитка...
А дождь стекал слезами по стеклу.

«Ну вот и все. Теперь им тут спокойней
И легче будет без обузы жить.
А я… Я видно этого достойна...»
Но ноги не хотели уходить.

А ноги стали ватными от горя,
И сердцу места не было в груди.
А сын, чтоб расставание ускорить,
На дверь кивнув, ей приказал: — Иди.

Она, за грудь держась не понарошку,
Как будто так ослабнет сердца боль:
— Давай, сынок, присядем на дорожку,
Чтоб легким путь туда был нам с тобой.

Но что дадут короткие минуты,
Коль расставанья обозначен срок?
Опередив вдруг сына почему-то,
Шагнула мама первой за порог...

… Казенный дом. Тяжелый спертый запах
Лекарств с едой и хлоркой пополам.
Вон, на диване, чей-то бывший папа,
В соседстве чьих-то тоже бывших мам.

Сын проводил с вещами до палаты,
Прощаясь, как-то сухо обронил:
— Прости меня… А будет скучновато,
Вот телефон. Возьми и позвони.

Но на прощанье все же обнял маму,
Прижал к себе, как много лет назад,
Когда еще была любимой самой.
Поцеловал и посмотрел в глаза.

А в тех глазах застыла боль разлуки,
Ее теперь ничем не исцелить.
В своих руках морщинистые руки
Он задержал, не в силах отпустить.

У мамы по щеке слеза скатилась.
— Ты сам, сынок, хоть изредка звони.
К плечу родному робко прислонилась:
— Иди, сынок, Господь тебя храни.

И вслед перекрестила троекратно.
И, опустившись тяжко на кровать,
Вдруг осознала — ей теперь обратной
Дороги к сыну больше не видать...

Дни потянулись чередою мрачной,
Похожие, как братья-близнецы.
За что конец такой ей был назначен?
За что здесь матери? За что отцы?

В тоске по сыну таяла, как свечка,
Молилась: — Господи, прости его,
Кровиночку мою, мое сердечко!
А больше мне не нужно ничего.

Возьми, Господь, мою скорее душу,
Коль не нужна я больше на Земле.
… Хранила фото сына под подушкой,
Казалось, с ним ей было спать теплей.

А сын, вернувшись из поездки дальней,
Все вспоминал про мамины глаза,
Все вспоминал ее тот взгляд печальный,
И как бежала по щеке слеза,

И запах мамин тот, неповторимый,
И пряди белых маминых волос,
И мамин голос ласковый, любимый...
— Зачем же маму я туда отвез?

Как мог забыть, что маме трудно было.
Что ей пришлось снести и пережить,
Когда она одна меня растила,
Когда пришлось ей о себе забыть.

Какой я после этого мужчина,
Раз маму не сумел я защитить?
Ту, с кем был связан прочной пуповиной,
Кто в этой жизни сможет заменить?

Наутро, не сказав жене ни слова,
Поехал снова в «престарелый дом».
— Лишь только б мамочка была здорова,
И все пойдет отныне чередом.

Теперь с нее сдувать пылинки буду,
Не дам слезинке ни одной упасть,
Давать ей буду лучшую посуду,
Еды кусочек лучший буду класть...

Вот, наконец, знакомая палатка,
На тумбочках — остывшая еда,
Пустующая мамина кроватка...
А мамы нет… Мелькнула мысль: «Беда».

И сжалось сердце в маленькую точку,
И под ногами закачался пол.
Рукой держась за стенку, по шажочку
По коридору медленно пошёл.

И чей-то голос вслед ему: — Послушай...
А по спине стекал холодный пот.
Но вдруг увидел, что навстречу с кружкой
По коридору мать его идет!

И сразу с плеч упал гнетущий камень,
И слезы счастья брызнули из глаз,
Он маму крепко обхватил руками,
А мамочка в рыданиях зашлась.

— Сынок!.. — Я, мама, за тобой вернулся,
Домой поедем, вещи собирай.
И, как бывало в детстве, улыбнулся:
— Я так решил! а ты не возражай.

… — Садись в машину, что ты в самом деле?
— Дай на прощанье им махну хоть раз...
А из окошек с завистью глядели
Им вслед десятки грустных старых глаз.