"Паранджа Страха" глава10 Встреча

Встреча

Kак-то после обеда, когда я вместе с дочерьми

пошла за покупками, к нам подошел молодой

военный.

— Нет, мы из Франции, — ответила я.

— Здесь неспокойно. Вам лучше обойти это место по

другой улице, — предупредил он. — Так будет безопас-

нее для вас и ваших сестер.

Мы рассмеялись, чем сильно озадачили его.

— Ничего смешного. Это ради безопасности, — наста-

ивал он.

— Вы не поняли. Вы развеселили нас тем, что приня-

ли моих дочек за сестер.

Он очаровательно улыбнулся.

— Тогда прошу прощения. Но вы так молодо вы-

глядите. Слишком молодо, чтобы быть матерью таких

взрослых девушек.

Мы хотели идти дальше, но он снова задержал нас.— Можно мне угостить вас кофе?

Теперь он озадачил меня.

— Я не могу. Если меня увидят в вашем обществе,

пойдут слухи. Мои родные живут в этом квартале.

— Понимаю. Тогда давайте я оставлю вам номер свое-

го телефона, а вы мне позвоните, если захотите. И никто

не узнает о наших отношениях. Что скажете?

Краем глаза я взглянула на девочек. Нора улыбалась,

показывая жестом, чтобы я соглашалась.

— Хорошо, только быстрее.

Офицер протянул мне визитку и, улыбнувшись, по-

желал счастливого пути. Удаляясь, он несколько раз

оглянулся. У него была приятная улыбка. Звали его Ху-

сейн. Вечером я позвонила ему, и мы проболтали до

рассвета. Спать совсем не хотелось, а разговаривать

с ним было одно удовольствие. Перед тем как простить-

ся, мы договорились созвониться следующим вечером.

Перебирая в памяти сказанное, я вспоминала его улыб-

ку и думала, какой будет наша следующая встреча.

Хусейн был стройным, хорошо сложенным молодым

мужчиной. Он сразу заинтересовал меня. Мне понрави-

лось его лицо, его многозначительный приятный взгляд

с озорными искорками, появлявшимися всякий раз, ког-

да он улыбался, его густые с рыжинкой усы. Подобное

я чувствовала впервые и, может быть, поэтому не пони-

мала толком природу этого влечения. Может, это было

следствием юношеских воспоминаний о том военном

в окне напротив, а может, просто потому, что Хусейн

не был похож на Абделя. Так или иначе, но я летала в об-

лаках.

Приготовив завтрак, Нора пришла ко мне. Я лежала

с закрытыми глазами, когда почувствовала, как она кос-

нулась меня рукой.

— Вижу, ты долго вчера говорила по телефону, —

предположила она насмешливо.

— Не стоит разговаривать с матерью подобным то-

ном, — улыбаясь, ответила я.

— Он тебе нравится?

— А как ты думаешь?

— Думаю, он симпатичный. Ну ладно, хватит гово-

рить о нем. Давай, поднимайся с постели.

Я размышляла, стоит ли продолжать отношения. Что

со мной будет, если об этом узнает моя семья? Ведь

официально я оставалась замужней женщиной. Но да-

же страх перед отцом не мог вынудить меня отказаться

от приятного общения с молодым человеком. Для меня

он стал идеальным мужчиной. Вечером во время оче-

редного телефонного разговора он назначил мне свида-

ние, предупредительно выбрав место за несколько ки-

лометров от моего квартала. Нора и Мелисса радовались

за меня и охотно согласились сопровождать. Хусейн

ждал нас в назначенное время в своем автомобиле. Мы

поехали на прогулку на уютный пляж, который находил-

ся на территории военной части и поэтому хорошо охра-

нялся.

Наши отношения развивались сами собой. Рядом

с ним я испытывала влечение, и это было так приятно.

Впервые в жизни я смотрела мужчине прямо в глаза,

и нежность, которую я в них видела, кружила мне голо-

ву. Он был таким обходительным, таким деликатным.

Раньше я думала, что все мужчины грубы и властны,

а любовь существует только в кинофильмах или во сне.

Ах, если бы я познала это счастье до того, как вышла

замуж, и жила бы этой любовью. Сколько времени по-

теряно! Тогда я видела в Хусейне человека, с которым

хотела жить вместе. На прощанье он признался, что я первая женщина, к которой он испытывает подобное

чувство, и высказал страстное желание увидеть меня

снова.

Мы стали встречаться тайком. Выходя из дома и от-

правляясь на свидание, я каждый раз умирала от страха.

Во-первых, я боялась своей родни, во-вторых, боялась

нарваться на засаду террористов, тем более что Хусейн

был военным, а всех военных террористы считали без-

божниками и предателями. Себя же террористы назы-

вали спасителями веры. Схватив военного, они убивали

его на месте и нападали на его семью. Я знала, чем рис-

кую, но зов любви был сильнее страха умереть.

Теперь я понимаю, насколько эта любовь ослепила ме-

ня. Я наивно полагала, что все будет просто, верила, что

когда мои родные, узнав о претенденте на мою руку и серд-

це, который хочет взять на себя ответственность и за

моих дочерей, успокоятся. Как плохо я знала своего отца!

Однажды один из соседей увидел, как Хусейн сажает

нас в машину возле нашего дома. Он остановился и вни-

мательно посмотрел на нас, отчего девочки испугались,

а я запаниковала. По дороге мы с Хусейном обсудили

сложившуюся ситуацию. Он сказал, что нужно все рас-

сказать моему отцу, когда тот вернется из отпуска, и что

он сам придет к нему просить моей руки.

— Позвони мне вечером и ничего не бойся. Я с тобой.

Мы будем жить долго и счастливо. Я никому не позволю

обижать тебя и твоих дочерей. Поняла?

— Да, Хусейн. Я позвоню тебе вечером. Пожелай мне

удачи!

От страха сердце выпрыгивало из груди — я была

уверена, что соседи обязательно расскажут об этом моим

родителям. Никто не умел хранить секреты. Новости

распространялись быстро, люди почему-то радовались

несчастью других, словно видели в этом свое собствен-

ное превосходство.

Когда мы вернулись с прогулки, мне показалось, что

в курсе была вся округа. Наши загорелые лица вызывали

подозрение и выдавали нас с головой, поскольку женщине

не разрешалось выходить одной из дома; легко было пред-

положить, что на пляже с нами был мужчина. Этого было

достаточно, чтобы мне перерезали горло. Я сама уже пове-

рила, что перешла границы дозволенного. Родные никогда

не простят мне подобного. Я вообразила самый худший

сценарий развития событий, и только дома я почувствова-

ла себя в относительной безопасности. Нора предложила

мне самой все рассказать отцу, опередив соседей.

> — Я сделаю это, как только они вернутся! По телефо-

ну как-то неловко вести подобные разговоры.

В тот вечер я долго разговаривала по телефону с люби-

мым. Старалась объяснить ему причины страха перед

своим отцом. Когда я заговорила о религиозных принци-

пах, Хусейн успокоил меня, сказав, что он практикующий

мусульманин, а значит, у моего отца нет причин ему от-

казывать.

— Ты военнослужащий, Хусейн, то есть грешник с точ-

ки зрения экстремистски настроенных«правоверных»

мусульман. Сотрудничая с правительством, ты попира-

ешь веру. Мой отец — экстремист, и он, уверена, отка-

жет нам.

— У меня дар убеждать людей. Поскольку я хочу тебя

перед Богом и людьми, то буду еще убедительнее. Не ви-

жу ничего предосудительного в нашем браке.

— Моя семья считает позорным все, что я делаю. Их

гнев не знает границ.

Хусейн успокаивал меня, повторяя, что любит меня и бу-

дет заботиться обо мне и моих детях. Что еще было нужно? Меня любили, я больше не была одинока. Я что-то значила

для другого мужчины, поэтому чувствовала себя в безо-

пасности. Эта любовь, так или иначе, стала мне наградой

за потерянные годы. Если бы это могло длиться вечно!

В полдень к нам пришел мой младший брат и сказал, что

отец прервал отпуск и хочет меня видеть как можно быст-

рее вместе с дочерьми. Что-то произошло. Девочки только

что вернулись из школы, поэтому я сказала, что пойду одна.

— Отец уточнил: «ты и твои дочери»!

— Хорошо. Тогда мы придем через полчаса. Возвра-

щайся домой и предупреди отца.

— Нет. Папа сказал, чтобы я без вас троих не возвра-

щался.

— Тогда присаживайся. Пусть дети пообедают, а мне

надо кое-что сделать.

Я воспользовалась моментом и предупредила Хусейна

по телефону о предстоящей встрече с отцом.

— Не волнуйся,' — успокоил он меня. — Позвони мне

вечером. Если ты не вернешься, я сам пойду к ним.

Я попросила девочек взять с собой школьные ранцы

и надела вуаль. Мы были готовы, но когда мы садились

в машину, Мелиссу стошнило: она была впечатлитель-

ным ребенком, и даже испуг вызывал у нее приступ

тошноты. Я вытерла ей рот, а она схватила меня на шею.

— Мама, я боюсь, — прошептала она мне на ухо. —

Я боюсь бабушки с дедушкой. Я чувствую, случится что-

то ужасное. Я боюсь за тебя, потому что знаю: они не лю-

бят тебя.

— Не беспокойся, дорогая. Это же твои дедушка с ба-

бушкой. Они никогда не сделают ничего плохого своим

внучкам.

Пока мы ехали в машине, я гладила Мелиссу по воло-

сам, чтобы успокоить ее. Я осознавала, что ситуация скла-

дывается серьезная. Этот непредвиденный визит не сулил

ничего доброго. Я уже придумала, что скажу им насчет

моих отношений с Хусейном, и еще раз проговаривала

про себя все слова. Когда-то я должна сказать им все.

Выходя из автомобиля, я посмотрела на дом — тот вы-

глядел мрачно как никогда. По телу пробежала дрожь,

но я не хотела показывать свой страх дочерям. Держа их

за руки и молясь Богу про себя, я переступила порог.

В гостиной, где собралась вся семья, стояла напряжен-

ная и опасная тишина. Все молча глядели на нас. Мелис-

са бросилась в объятия к своей бабушке, но та резко

оттолкнула ее. Мелисса упала. Это было слишком. Гнев

охватил меня, и я решила, что сейчас же скажу все, что

о них думаю. Но сначала нужно помочь дочери поднять-

ся. Я нагнулась, и в этот момент меня схватили за воло-

сы и быстро потащили в небольшую кладовую, в кото-

рой хранились продукты. Словно скотину, меня и моих

дочерей по очереди затолкали внутрь. Я упала на пол,

не понимая, что происходит. Мелисса громко плакала

и звала меня. Нора застыла в углу как статуя. Инстинк-

тивно мы потянулись друг к другу, помогая прийти в се-

бя. Что могла означать эта агрессия? Зачем надо было

запирать со мной девочек? Мать, словно верховный глав-

нокомандующий, подбоченясь стояла в дверном проеме.

Рядом с ней застыли двое моих братьев.

— Вынесите отсюда морозильную камеру, мальчики, —

приказала она. — Мясо, которое там хранится, может

испортиться рядом с этой падалью! С самого рождения,

дочь, ты была падалью и родила падаль — таких же двух

шлюшек, как ты сама! Точные копии тебя! Ну, хорошо!

Они разделят твою судьбу. Шлюхи погибнут, как шлюхи!Двери закрылись. Мы остались одни в сырой прохлад-

ной кладовой. Обычно чем богаче семья, тем больше

подобная комната, тем больше продуктов в ней можно

поместить. Но в доме моего отца кладовая для хранения

продуктов была относительно небольшой. Посреди ком-

наты стоял круглый столик. На полу лежали три тюфяка.

В комнате было темно, лишь под потолком тускло горе-

ла лампочка; окна здесь не было, поэтому она должна

была гореть постоянно: если ее выключат, мы окажемся

в кромешной тьме.

Мелисса, прижавшись ко мне, продолжала плакать,

а Нора, сохраняя спокойствие, о чем-то думала. Я с ужа-

сом понимала, что мы оказались на краю пропасти. А Ме-

лисса своими вопросами нагоняла на меня еще большего

страху, который я не должна была показывать.

— Что случилось? Почему мы стали пленницами

и не должны никого видеть? Почему они так поступают

с нами?

— Я не знаю, моя дорогая, но скоро мы узнаем.

— Бабушка так злилась на меня. Я всего лишь хотела

ее поцеловать, — продолжила Мелисса с грустью.

— Знаю, дорогая. Бабушка, наверное, устала. Она нерв-

ничала, вот и потеряла терпение. Не огорчайся, моя

маленькая. Я здесь и буду защищать вас до последнего

вздоха. Клянусь. Не забудьте, Хусейн знает, где мы. Он

придет на помощь, я уверена.

Дверь распахнулась, отчего у меня перехватило дыха-

ние. Мне показалось, что настала моя последняя минута.

Словно сеющее ужас чудовище, появился мой отец.

— Встань, несчастная. Ты замарала честное имя своего

отца грязью, теперь надо мной все потешаются. Из-за

тебя моя честь запятнана. Ты еще не развелась, а.уже гу-

ляешь по пляжу с военным. Да еще осмелилась взять

с собой двух маленьких сучек, которых называешь до-

черьми. Где, по-твоему, ты находишься? Во Франции, где

бабы творят, что хотят, на глазах у честных людей? Напо-

минаю, если ты забыла: здесь Алжир, страна мусульман

с прочными традициями и верой. Мы заставим тебя ува-

жать наши обычаи. Я убью тебя, и твоя кровь очистит

меня.

Он двинулся вперед, но Нора преградила ему путь, за-

щищая меня. Оттолкнув ее к стене, он схватил меня за

руку и потянул вверх. Мелисса вцепилась в мое платье, но

отец грубо ударил ее по рукам, и она испуганно отступила

назад. Он сначала поднял, а потом ударом ноги в живот

припечатал меня к полу и стал снимать ремень. Он не в пер-

вый раз избивал меня ремнем, но никогда раньше в его

глазах не было столько жестокости. В голове промелькну-

ла мысль: это конец, отец не сможет себя сдержать.

Он принялся меня избивать. Удары сыпались один за

другим. Вымещая на мне свой гнев, отец только распа-

лялся. На смену ремню пришли ноги — он бил без раз-

бору по всему телу. Я уже не чувствовала боли.

В комнату вошла мать.

— Не утруждай себя, Али. Она не стоит того, чтобы ты

пачкал руки. Ее братья с удовольствием заменят тебя, они

только и ждут возможности отомстить за свою честь. Идем

со мной, а их оставим гнить в собственных нечистотах.

Нора попыталась затащить меня на матрас, но поняла,

что я никак не реагирую.

— Воды! — что есть силы закричала она. — Мама по-

теряла сознание! Срочно!

Мой сын, ее родной брат, вошел в комнату и, не глядя

в мою сторону, протянул ей бутыль с водой.

— И как тебе не стыдно, — с отвращением выпалила

Нора. — Это тебе должно быть стыдно. Наш род опозорен!

— Пошел вон, предатель! Ты мне больше не брат,

я не хочу тебя видеть!

Вода привела меня в чувство. Положив мою голову

себе на колени, Нора стала слегка покачивать меня, как

мать качает своего ребенка.

— Все будет хорошо. Хусейн придет на помощь.

Не беспокойся, мама!

Боль пронзала все тело. Последний удар ногой при-

шелся по голове. Я старалась сконцентрировать взгляд

на потолке, но не получалось. Мысли тоже растекались,

как вода. Когда я была маленькой, мать посылала меня

сюда за продуктами, лежавшими на полках, а теперь

я находилась здесь как пленница и с трудом верила

в реальность происходящего, настолько все было ужас-

но. Семья решила нас наказать, решила усложнить нам

жизнь. Они считали, что я стала для них источником

бесчестья. Разве любовь — это преступление? Мои мыс-

ли вернулись к Хусейну, который теперь стал нашей

единственной надеждой на спасение.

Вечером мать огласила нам условия.

— Ты собиралась уничтожить нас, но не смогла. Мы

заставим тебя заплатить за все зло, что ты нам причини-

ла, — начала она голосом, исполненным ярости и пре-

зрения. — С сегодняшнего дня вы будете находиться

здесь постоянно. Выходить будете только в туалет. Для

этого вы должны постучать в дверь, и вас проведут. Вам

нельзя мыться — вы все равно грязные, такими и оста-

вайтесь. Амир будет приносить вам еду, но только одну

тарелку на троих. Чтобы выйти отсюда, вам нужно все-

го-то позвонить главе вашей семьи и согласиться на все

его требования. Уйти вы сможете только с ним. О посе-

щении школы девочками не может быть и речи. Вы бу-

дете смотреть, как ваша мать получает свое возмездие.

Если хотите помочь ей, уговорите ее позвонить вашему

отцу, чтобы он пришел за вами!

Мать вышла так же быстро, как вошла.

В голове не укладывалось, как родители могли причи-

нить столько горя своему собственному ребенку — ни

угрызений совести, ни чувства вины. Пусть я буду греш-

ницей, если они так решили, но я не заслуживала подоб-

ного обращения.

Отсутствие родительской любви и скверное отноше-

ние могли заставить меня решиться на самоубийство

или свести меня с ума, но мои дочери привязывали меня

к жизни. Они были моим лучиком надежды, моей путе-

водной звездой. Они не давали мне опустить руки. До

последнего вздоха я должна была отвечать за них. Что

будет с ними, если со мной случится несчастье? Они

нуждались во мне, так же как я нуждалась в них. Ни

в коем случае я не должна была позволить этим людям

уничтожить себя. Людям, которых не считала больше

своей родней. Во имя дочерей я должна была найти в се-

бе смелость и стать сильной как никогда.

Несколько часов спустя в полной тишине Амир по-

ставил тарелку с пищей и бутылку воды и, ни на кого

не глядя, удалился. Мы бросились к тарелке, словно

не ели несколько дней.

— Мама, я тут подумала, — вдруг сказала Мелисса. —

Будет лучше, если сначала поем я, потом Нора и только

тогда ты. Они могли положить снотворное в еду, чтобы

отнять нас с Норой у тебя и отдать папе. Я не хочу, чтобы

нас разлучили. Я хочу все время быть рядом с тобой.

Мелисса едва не плакала.

— Возможно, она права, надо быть осторожнее, —

поддержала Нора. — Хорошо, девочки. Я буду есть последней, только

оставляйте мне поменьше.

Мы рассмеялись. Это разрядило обстановку и на не-

сколько секунд заставило нас позабыть о наших бедах.

Должна ли я буду заплатить и за этот смех? Счастье всег-

да доставалось мне по капле, и всегда я расплачивалась

за него.

В тот день я поклялась вырвать дочерей из порочного

круга несчастий. С рождения они следовали за матерью

в страданиях и бедах. Разве они заслужили разделять эту

темную, мрачную жизнь со мной? Вместо того чтобы

быть пленницами в гнусной каморке, они должны были

сидеть за школьной партой. Я единственная взрослая,

так или иначе ответственная за все это, и должна была

положить конец кошмару. Я пообещала им начать новую

жизнь в другом месте, подальше от этих безжалостных

людей. Но как это сделать? Мне — беззащитному суще-

ству без денег и без поддержки? Мне, которая всю жизнь

повиновалась приказам, нужно было стать взрослой

и принимать решения самостоятельно. Я сделаю все,

чтобы выйти оттуда, но хватит ли мне сил?

Время тянулось медленно, а мы все лежали, вытя-

нувшись на тюфяках, и только по приносимой тарелке

с едой ориентировались во времени. Дневной свет мы

видели, когда шли в туалетную комнату, разумеется,

если это случалось не в темное время суток.

Два или три дня спустя, когда мы с Норой разгова-

ривали, а Мелисса спала, скрежет ключа раздался в не-

урочный час. Что-то происходило. Мы насторожились.

Дверь распахнулась — на пороге стояли мои родители.

В руках они держали какие-то предметы, но рассмот-

реть, что это и для чего предназначено, я не смогла из-за

плохого освещения.

Испуганно посмотрев на меня, Нора уселась рядом. Те-

перь мы представляли единый фронт перед пришедшими.

— Я слышала, как вы недавно смеялись, — проговори-

ла мать. — Что ж, вам будет не до смеха. Приступаем к се-

рьезным наказаниям. Самия, подойди ко мне и стань на

колени! Пора кончать с этим!

Нора встала между мною и матерью.

— Только через мой труп вы сделаете больно моей

матери! — крикнула она.

Мелисса тут же проснулась. Увидев моих родителей,

она с плачем бросилась ко мне.

— Оставьте нас в покое! Когда-нибудь Господь нака-

жет вас за все зло, которое вы нам причинили! Отпус-

тите нас, пожалуйста, — со слезами просила Нора.

Мы даже не догадывались об истинных намерениях

моих родителей, но понимали, что происходит что-то

ужасное. Непроизвольно я стала вздрагивать от прон-

завших тело нервных спазмов.

Мать подходила все ближе. Растолкав девочек по углам,

она схватила меня за запястье и швырнула к ногам отца.

Скомандовала:

— Сиди смирно!

— Уведите меня в другое место, умоляю вас. Я не хочу,

чтобы мои дети видели все, — попросила я сквозь слезы.

Дочери тоже плакали и умоляли остановиться. Нора

предлагала взять ее вместо меня, Мелисса обращалась

к деду, но тот, казалось, был глух к ее мольбам. Я не хо-

тела, чтобы в это вмешивались дети, и просила их оста-

ваться на местах. Какое наказание было уготовано мне?

Наконец я разглядела в руках у отца ножницы и опасную

бритву, а у матери — флакон с коричневатой жидкостью.

Неужели они хотят привести в исполнение угрозу убить

меня? Осмелятся ли они проделать это на глазах у детей? Только не это! Не перед девочками! Я запаниковала

и стоя на коленях стала жалобно просить родителей:

— Если пришел мой последний час, умоляю, не застав-

ляйте моих детей видеть это! И позвольте мне пригото-

виться.

Мать ответила насмешливо.

— Ну, до этого еще не дошло. Пока мы хотим лишить

тебя возможности соблазнять других мужчин. Ты поза-

будешь о роскошных волосах, которыми так гордилась

и которые помогали тебе быть соблазнительной. Накло-

ни голову, мы будем тебя брить!

— Остановитесь, остановитесь!— просили девочки.

— Вы, двое, замолчите! — зло крикнула мать.

— Не плачьте, дорогие, успокойтесь. Это всего лишь

волосы! Это не страшно! — приговаривала я.

Мать схватила меня за голову и крепко зажала ее рука-

ми, словно тисками. Я не могла даже пошевелиться, а толь-

ко вращала глазами и плакала. Я слышала, как щелкают

ножницы в руках отца, и видела, как один за другим па-

дают на пол отрезанные локоны. Длинные черные волосы

всегда были моей гордостью, я знала, как лучше расчесы-

вать их, чтобы подчеркнуть свою привлекательность. Они

были частью меня, моей личности и истории моей жизни.

Чем больше становилась куча волос на полу, тем ущербнее

и униженнее я себя чувствовала. Девочки плакали, и я зна-

ла, как они понимали меня, мои чувства, потому что сами

были маленькими женщинами.

Отложив ножницы, отец принялся сбривать остатки

волос. Неловко обращаясь с бритвой, он несколько раз

порезал мне голову под наш с девочками плач.

Когда с бритьем было покончено, я хотела подняться,

но мать, удержав меня, вылила на голову коричневатую

жидкость. Я решила, что меня подожгли. Боль была не-

выносимая, казалось, еще немного, и голова взорвется.

Я выла и качалась по полу, но родители не делали ниче-

го, чтобы облегчить мои страдания. Уходя, мать удосу-

жилась объяснить:

— Отныне ты не сможешь соблазнить ни единого

мужчину. Ожог скоро заживет, об этом можешь не бес-

покоиться, но твои волосы не отрастут никогда.

Нора с Мелиссой дули на обожженную голову, чтобы

облегчить мои страдания.

* — Мама, у тебя вся голова красная, — с сочувствием

проговорила Нора. — Мне так тебя жалко!

— Не обращай внимания. Главное, что мы вместе, все

трое, — говорила я, хотя в душе чувствовала себя осквер-

ненной.

Мои родители проделали со мной такое на глазах у де-

тей! Я отказывалась верить в происходящее, в то, что они

были способны на такую низость, на такую жестокость.

Хотелось убедить себя в том, что это просто ночной кош-

мар, который закончится, как только я проснусь, но жут-

кая боль не позволяла окунуться в мечты.

Ночью я спала очень плохо. Никак не удавалось выбрать

положение, в котором голова не болела бы. Мелиссу, каза-

лось, тоже мучили кошмары. Утром я проснулась от лег-

кого прикосновения к моей голове. Мелисса протянула мне

небольшую косынку, которую имела привычку носить на

.шее и которая оказалась в ее школьном рюкзаке.

— Спасибо, моя взрослая, — поблагодарила я ее поз-

же. — Голова больше не болит, я чувствую себя лучше.

С помощью твой косынки я смогу спрятать свою урод-

ливую лысину!

— Они все равно не победят нас, — добавила Нора.

— Нет, малышка! Не победят. Мы найдем способ

бежать, обещаю. Прошло еще несколько суток. Мои родители продолжа-

ли унижать и избивать меня, приговаривая своим внучкам:

— Если хотите избавить вашу мать от страданий, потре-

буйте, чтобы она вернулась с вами к вашему отцу. В про-

тивном случае пощады не ждите.

А я без устали умоляла девочек быть терпеливыми,

уверенная в том, что найду способ выбраться на волю.

Нора держалась прекрасно, чего не скажешь о Мелиссе:

она скучала по сладостям, по школе, хотела побегать.

Чтобы ее развлечь, мы играли в игры: ходили друг за

другом вокруг стола. Я выдумывала развлечения, но идей

оставалось все меньше и меньше.

Многого нам не требовалось. Подышать свежим воз-

духом, полюбоваться небом в течение нескольких минут

было достаточно, чтобы воспрянуть духом. Я восхища-

лась своими дочерьми. Чем дольше мы находились в за-

точении, тем прочнее становилась их решимость. Они

поддерживали меня, не позволяли опустить руки и вы-

бросить белый флаг перед родителями. Они были со

мной заодно — мы были как пальцы одной руки.

Я часто вспоминала о Хусейне, который обещал не

оставлять нас. Где он был все это время?