20/04/2019

Преддверие Нового – 1999 – года. Я очень смутно помню этот день, мне кажется, что он где-то там, в далеком прошлом, куда намертво захлопнулась дверь 7 мая 2002 года. Я тогда узнала, что люди умирают, уходят, не оставив после себя ничего. Пустота. Глухая пустота. И миллионы слов в горле, которые рвутся, рвутся на выход, но зачем? Для кого? Не для кого… Я тогда осознала, что – всё…Всё! Детство кончилось. Пора взрослеть, Лина…Вытри слёзы, что ты, как девчонка, слабачка, распустила сопли. Что ты плачешь? Всё равно никому нет дела до твоих слёз, никто не пожалеет тебя, никто больше не скажет, что ты золотая рыбонька. Ты просто девочка Лина, живущая в чужом для тебя городе, в 5 000 км от человека, который тебя любит. А может, даже и не любит — она ведь умерла в твой день рождения, верно? Как специально ждала! Разве, когда любят, праздник портят? Тебе – да, можно испортить. Ты противная, маленькая девочка, которая сейчас раздражает своими эмоциями, видишь, и бабушка, и дедушка закрылись от тебя в комнате? Они слышат, как ты плачешь. Но не подойдут к тебе. Поэтому прекращай ныть. Тебе надо идти в школу, раздать одноклассникам конфетки – ведь тебе сегодня 10 лет. Такое событие. А эмоции твои и боль – это совсем не важно.
Я толкаю дверь нашего класса и шагаю вперед, на ватных ногах. Одноклассники окружают меня веселой гурьбой, они очень веселы и добры ко мне, кто-то даже пожимает мне руку – «Линка, поздравляем! Желаем счастья!»
— Не будет у меня в жизни больше счастья, — полумертвыми губами говорю в ответ, — у меня сегодня бабушка умерла. Толпа вокруг меня сразу притихла и…исчезла. Навсегда. Во всяком случае, для меня.
Это уже сейчас я понимаю, что та фраза была началом конца. Стартом моих напряженных и очень тяжелых отношений с одноклассниками вплоть до выпуска из 9 класса, потому что именно после этого случая я закрылась, практически, от всех в классе. Я моментально ушла в свой кокон и вылезла из него, да и то не сразу, только в стенах Гуманитарного лицея, с помощью Татьяны Михайловны Митрошиной, спустя 7 лет.
Я словно запрограммировала себя – всё, Лина, счастья не будет. Я смотрела на девочек и мальчиков в 3 классе и не понимала – ребят, неужели вы не осознаете, что смерть придет за вашими близкими? У вас умрут бабушки, дедушки, матери и отцы. Ребята, вы что? Ведь в любой момент вам может стать больно.
Но ребята не слышали и продолжали жить своей, ребяческой жизнью, а я, решившая в 10 лет стать взрослой, раздражалась от их веселости и лёгкости…Но это тема для другого поста.
Речь сейчас даже не столько об этом, сколько о том – 1999 – годе.
Я, не так давно, пересмотрела видео с этого праздника и впала в шок. Это я? Я умела так смеяться? Я правда так могла?!
Я вижу маленькую, очаровательную девочку с белым бантом на голове. Она так заливисто хохочет, как колокольчик. Счастье и радость от ребенка прут, что называется, даже сквозь экран и сквозь почти 20 прошедших лет.
Внимательно вглядываюсь – эта девочка не боится выражать свои эмоции и делает сие незамедлительно, спустя секунду. Она радуется, хлопает в ладоши: «На улицу, на улицу, на улицу! Урааа!». Счастье, состоящее из простых вещей, доступно ей 24/7.
Я смотрела на видео и плакала. Плакала, потому что я вспомнила себя. Вспомнила эту маленькую девочку с бантиком. Она и сейчас внутри меня.Только в 2002 была мною заперта на миллионы замков и дверей, чтобы не мешала, чтобы не раздражала, чтобы не делала больно своей детской искренностью.
Я решила. Пора.
Я смотрю на эту малышку и говорю ей – как ты могла думать, что ты некрасива? Как ты могла быть искренне уверена в том, что ты не любима никем в этом новом городе, малышка? Как у тебя только в голове возникло, что ты – причина всех проблем и трудностей у родителей? И что если бы тебя не было, всем было бы легче и проще?
Я беру эту малышку на ручки. Она испуганно смотрит на меня и дрожит. Обнимаю крепко-крепко.
— Милая, почему ты решила, что ты никогда не будешь счастливой?
Слышу, как колотится ее сердечко. Она боится мне ответить. Потому что боится, что скажет опять что-то не то. Ведь в тот раз, когда она пыталась докричаться о своей боли, ее заткнули на 16 лет.
— Ну, это… — девочка шмыгает носом – у меня там тетя Наташа осталась. И сестра с братом. И бабушка с дедушкой. Я там всех знаю, я их всех люблю и знаю, что меня там любят, а тут все мне чужое. Садик вон, — девочка насупилась – тоже непривычный. Я стесняюсь…
— Пойми, малышка. Совсем не важно, кто любит тебя, кто не любит. И как близко/далеко находятся эти люди от тебя. Самое главное знаешь что? Что тебя очень, очень сильно люблю я. Ты самая красивая, самая прекрасная, самая очаровательная девочка на свете. И ты самая счастливая. Счастье – ты сама. Понимаешь?
— Там собачка осталась, — губы у ребенка начинают разъезжаться в разные стороны, а в глазах появляются слезы, — Гик. Я ехала в машине далеко-далеко от него и плакала. Я его больше никогда не увижу, да?
Я понимаю, что ей сейчас лучше не врать. Ей впринципе врать никогда не нужно.
— Нет, Линочка. Собачка, которую отдали тете Маше, убежит спустя неделю обратно в ваш двор. Он будет долго-долго жить, а потом умрёт.
— А бабушка? Она переедет к нам?
— Нет, моя милая. Бабушка умрет через 4 года, в твой день рождения. Мы с тобой почти 12 лет потом не будем отмечать этот праздник. И ты так и не побываешь на ее могиле. Потому что на похороны тебя не возьмут.
Ребенок сжимается и начинает очень сильно плакать.
— Я не хочу, не хочу, не хочу. Верни меня обратно. Пожалуйста. Я буду хорошей и не буду мешать. Отпусти меня к бабушке.
Я не знаю, что ей на это сказать. С утверждением «я буду хорошей и не буду мешать» даже взрослая я по сей день разобралась не до конца. Я просто обнимаю малышку и даю ей проплакаться. А потом мы сидим с ней, рядышком, обнявшись. И я, наконец-то, чувствую себя полноценной – мой внутренний ребенок со мной. Она – самая искренняя и добрая моя часть.
— Знаешь что, рыбка? – спрашиваю.
— А?
— А научи меня снова так смеяться, пожалуйста.
— Это как «так»? – ребенок хитро потряхивает бантиком, и вытерев слёзы, искоса поглядывает на меня.
— А вот так, — отвечаю, — и начинаю её щекотать.
Малышка хохочет заливисто и звонко. И даже слез почти уже не видно на ресничках.
Смейся, смейся, милая. Звени, мой внутренний колокольчик. Звени всегда, а я, уж обещаю, больше не закрою тебя на семь замков. Я буду веселить тебя, любить и баловать. Жизнь долгая штука и, иногда, непростая. И только твой смех колокольчиком внутри меня будет напоминать, что я – золотая рыбка. Что я любима. Что я счастье. Своё собственное.
20.04.2019.