Это письмо я пишу для тех, кто столкнулся с диагнозом «РАК» и тем, кто еще раздумывает над вопросом, кому доверить свое здоровье и даже жизнь. А потому: ПРОШУ РАСПРОСТРАНИТЬ ЭТО И РАССКАЗАТЬ ДРУЗЬЯМ И ЗНАКОМЫМ, дабы никто больше не испытал мучений, через которые прошла я и моя семья. Учитесь на чужих ошибках, пожалуйста.
Меня зовут Александра Иванова. Мне 24 года. Ровно на день Святого Валентина 2014 года в нашей семье произошло радостное событие – родился наш сынок Демид, а через месяц мне поставили страшный диагноз «рак щитовидной железы». Сказать, что мы были шокированы – не сказать ничего. Мне предлагали оперироваться в городе, где мы живем – в Павлодаре (Казахстан), однако, учитывая, что в местном онкологическом диспансере нет, не то, что эндокринного отделения, но и отделения головы и шеи, решили ехать в Россию.
Читать в полной версииСлухами Земля полнится. Вот и мы стали звонить друзьям-знакомым и узнавать, где кто лечился. Нам посоветовали ближайший к Павлодару НИИ Онкологии – город Томск. Прекратив грудное вскармливание и оставив полуторамесячного ребенка на родителей, мы с мужем поехали в Томск к местным эскулапам. Тогда я еще не представляла, что такое рак.
Но рассказ мой не о том, какого это – быть онкологическим больным. Я хотела бы предостеречь своим рассказом тех, кто собирается ехать в НИИ Онкологии города Томска.
В спешке пройдя все процедуры, госпитализировалась в пятницу, учитывая, что осмотр и назначения были проведены в понедельник, мы проплатили дополнительно 3 000 рублей (месячный запас подгузников для нашего сына) за 3 лишних дня госпитализации, о чем задумались позже. На тот момент мы все еще были шокированы диагнозом и предстоящей операцией. Вскоре выяснилось, что попав в пятницу, нам повезло: кто-то попадает в больницу во вторник и проплачивает неделю вперед до следующего понедельника, когда им назначат операцию. Во вторник меня оперировали, чувствовала я себя отвратительно: гипокальцемия, судороги, парестезии, тянущий шов, болтающаяся голова. Уколы в центр ягодицы местными практикантками (чревато тем, что нога могла отняться из-за попадания в нерв) и подкожная инъекция хлористого кальция (так называемый «горячий укол»), которая была чревата некрозом, далеко не все прелести местного заведения. В палате царила депрессивная атмосфера. На соседних койках лежали Раиса Михайловна, которой из-за внезапно подскочившего артериального давления не смогли убрать опухоль, и она уехала домой во Владивосток «умирать»; и Наталья Георгиевна, в щеке которой зияла дыра, через которую ежедневно кромсали некачественно «подшитую мышцу» — гниющую плоть. Запах в палате был соответствующий. Мне повезло больше. Однако, пищу я жевала еле как. Просила щадящий режим: пюре и соки, ибо правая сторона лица двигалась с трудом.
Ночевавший в отделении, мой муж ухаживал не только за мной, но и за женщинами со мной в палате: стирал всем троим белье, убирал из-под нас утки, бегал за продуктами, покупал медикаменты. Местный медперсонал тем временем в нашу палату заглядывал редко. Перекрывать катетер системы, дабы в сосуды не попал воздух (что, кстати, смертельно опасно), стало работой моего мужа, медсестрам было не до этого. Особенно запомнился случай, когда пациенту резко стало плохо, и он стал задыхаться, медсестра на посту отсутствовала, а оставшийся медбрат пытался привести его в себя самостоятельно.
Про инъекции кальция хочется рассказать отдельно: пришедшая медсестра (по словам, проработавшая 32 года), сетующая на то, что ей приходится работать не только в реанимации, но и в стационаре, ввела кальций хлористый не внутривенно, а подкожно. Рука отекла и стала лишаться чувствительности. В интернете я прочитала, что это чревато некрозом (отмиранием ткани) и побежала к медсестре, выпрашивая новокаиновую блокаду. В блокаде мне отказали. Послали спать. Всю ночь мы с мужем делали примочки с различными мазями и полуспиртовым раствором, чтобы инфильтрат рассасывался. Медсестра, кстати, инициативы не проявила. Некроз, тьфу-тьфу-тьфу, мне не грозил: вовремя советы из интернета помогли. Муж грозил судом из-за моей, висевшей плетью, руки. Я умоляла его не поднимать бучу, скорее хотелось домой к сыну. Сына, кстати, еще полмесяца не могла поднимать на руки – правая рука бездействовала.
Через неделю меня выписали, проигнорировав мою просьбу послать меня на радиойод терапию. Доктор заверила меня, что при моей форме рака радиойод не подействует и отправила восвояси. Уродливый шрам, ничего не чувствующая рука, инфильтрат и сиплый голос меня не пугали. Я была полна энтузиазма. Ну и что, что я еле как шевелю шеей, и руки-ноги немеют и сводят судорогой, чуть только я остановлюсь. К слову сказать, парестезии (судороги из-за недостатка кальция) опасны асфиксией. Однако, врачи не побоялись отпустить меня, нуждающуюся в кальции, с сиплым голосом и болтающейся головой домой. Я была счастлива: я еду к сыну.
На руке с инфильтратом за месяц у меня на руке появилась шишка. Я приехала на контрольное обследование, УЗИ щитовидной железы выявило НОВЫЕ ОПУХОЛИ. В тот момент мой мир перевернулся. Я была на грани истерики. Именно тогда я поняла, что если болезнь будет прогрессировать, то я буду оперироваться каждый месяц, удалять опухоли, а они будут появляться снова и снова. «Агрессивная форма рака», — сказала оперировавшая меня онколог, Светлана Юрьевна Чижевская. Оперировать меня предложили на следующей неделе. Опухоль на руке тоже не осталась без внимания. «Хочешь подзаработать?» — хихикнула Светлана Юрьевна, обращаясь к общему хирургу и своей коллеге, которая в случае операции вырезала бы опухоль на руке. В общем, мне пунктировали опухоль на руке и отпустили до следующей недели, пока мы не встретимся на операции. К слову сказать, ложиться в больницу я опять должна была в пятницу, пролежав без дела и проплатив 3 лишних дня. Снова деньги, снова время без сына и мужа. Возвращалась в тот день с больницы я с медбратом из НИИ Онкологии. На мое заявление о новообразованиях он, махнув рукой, заявил: «Наверное с прошлой операции осталось: не все подчистили». Тут-то шарики в моей голове и закрутились, я попросила маму позвонить Светлане Юрьевне и узнать детали предстоящей операции. Информацией делились неохотно.
К слову, депрессивному настроению мои родные не были подвержены. Они стали искать информацию о формах рака и наткнулись на сайт Санкт-Петербургского доктора, онколога-эндокринолога. В ту же ночь они связались с доктором, который подтвердил, что опухоль НЕ МОЖЕТ ОБРАЗОВАТЬСЯ ЗА МЕСЯЦ. Т.е. в прошлую операцию мне ОСТАВИЛИ ОПУХОЛИ в силу непрофессионализма, халатности или просто «подзаработать» вторичной операцией.
Перелопатив гору отзывов, вторично оперироваться мы решили в Питере. К слову сказать, в Питере нам подтвердили, что без радиойод терапии мой вид рака не обойдется, ибо будут появляться новые и новые метастазы локально и в легкие, пока я просто не скончаюсь.
На следующий день я пришла в НИИ Онкологии города Томска за результатами пункции на руке и повторной пункции щитовидной железы. Прождав доктора долгое время, я сама прошла в лабораторию и узнала, что опухоли на «щитовидке» действительно злокачественные, а на руке – доброкачественные. Когда я возвращалась за копиями эпикризов и других документов, я обратила внимание, что в уголку стоят три врача – узистка (которая обнаружила «новые» опухоли), онколог общей хирургии (та самая, которая хотела «подзаработать») и мой оперирующий хирург Светлана Юрьевна Чижевская – обсуждая что-то. Через пять минут «эскулап» заявила: «Не нравится мне твоя рука, что-то там не то». Я удивилась, ведь гистология, как и узи, дала «доброкачественную опухоль».
Поясняю: Чижевская, понимая, что допустила ошибку при операции, хотела «дочистить» оставшиеся опухоли. Понимая, что я вот-вот уеду, и другой оперирующий хирург поймет, что операция была произведена некачественно, поспешила напугать меня тем, что на руке у меня тоже злокачественная опухоль и оперироваться нужно как можно скорее. Ей было без разницы, что для меня злокачественные опухоли по телу, образовавшиеся за месяц, это страшно, что у меня маленький сын, который нуждается в маме, что деньги, которые мы отдали местным бездарностям, нам, как молодой семье нужны позарез. Признаться, я до этого с циничными врачами не сталкивалась, и это стало для меня откровением. Через полтора месяца мы полетели в Санкт-Петербург.
Следующий «сюрприз» ждал меня уже в Питере: левая голосовая связка не функционирует. Лечению не поддается. Местные врачи удивлялись, почему мне не назначали ларингоскопию еще в Томске. А вот и резон: голос останется сиплый НАВСЕГДА, Чижевская просто боялась суда и претензий, поэтому и не стала назначать мне проверку голосовых связок. Хирург из «Пироговки» признался, что операция будет наисложнейшей, отек и рубец, образовавшиеся в результате томской операции могут помешать отделить правую голосовую связку во время операции, тогда ее могут задеть, и я останусь немой навсегда. И это не самое страшное. Неподвижные голосовые связки закроют доступ воздуха, и докторам придется сделать мне дырку в горле и вставлять трубку, чтобы я смогла дышать. Тогда мне впервые стало страшно. В Томске я видела людей с трубками. Если комок слизи или инородное тело случайно попадет в трубку, они начинают задыхаться. Как Чижевская умудрилась повредить ЛЕВУЮ голосовую связку, если опухоли лоцировались справа мне непонятно.
Питерский хирург развел руками и сфотографировал мой косой жирный шрам через шею, чтобы показывать студентам, как НЕ НАДО делать. Отсутствие эстетики — малая толика проблем со шрамом, основная проблема: задеты лицевые нервы, и теперь отек может не сойти совсем, а чувствительность может не вернуться. Мне повезло, что моя кривая на правую сторону улыбка выровнялась. К тому же парестезии в результате гипокальцемии, отек и отсутствие чувствительности, оказалось, НЕ НОРМА! В общем, все ошибки, которые можно было совершить при операции, ЧИЖЕВСКАЯ совершила. Я не представляю, каким образом данный человек получил звание доцента и кандидата наук.
Всю ночь перед операцией я молилась. Просила, что я не хочу быть немой, что хочу дышать сама, что хочу сама говорить с сыном, чтобы он слышал меня, а не видел безмолвное существо с трубкой в горле. На следующий день меня оперировали. Муж «поймал» хирурга в больничном коридоре: «Как она?» «Если задышит сама, трубку ставить не будем». Я не представляю, как он выдержал эти 3 часа операции. Когда меня привезли в палату, я сразу проверила голос. Я ГОВОРИЛА И ДЫШАЛА. На следующий день меня выписали. В отличие от Томска, пациенты Питерской клиники не лежат там неделями, ожидая кто смерти, а кто страданий. На следующий день после операции мне сделали перевязку и отправили ждать гистологию дома. На радиойод меня записали сразу же в «Пироговке»: в сентябре я опять еду лечиться, правда, уже в Таллин. Тонкая ниточка шрама и отсутствие дискомфорта. Кстати, компьютерную томографию в Томске мне тоже не делали, а меж тем в легких у меня какие-то образования. Что это: покажет радиойод, на который в Томске меня не направили «ЗА НЕНАДОБНОСТЬЮ».
Суммирую нанесенный мне ущерб:
— отсутствие достоверности в моем диагнозе (опухоль, которая якобы образовалась в течение месяца и якобы злокачественная опухоль на руке);
— инфильтрат на руке и отсутствие чувствительности, вследствие инъекции хлористого кальция подкожно;
— отсутствие чувствительности на месте томского шрама и подкожный рубец;
— нефункционирующая левая голосовая связка;
— риск остаться немой и с трубкой в горле;
— уродливый шрам (который, однако, силами питерских хирургов превратился в еле заметную ниточку);
— гипокальцемия (с которой пациенты питерские вообще не знакомы), а с этим парестезии и судороги, невозможность долго находится в одном положении (пардон, но усидеть на унитазе для меня в то время было «невыполнимой миссией»);
— деньги, потраченные на госпитализацию, «лечение» и дорогу в Томск и обратно.
Переживания мои, моей семьи, депрессия – неотъемлемые «спутники» онкологических больных, однако, они могли быть в сотни раз меньше, не окажись мы в Томске. То, что операция в Томске принесла мне больше вреда, нежели пользы, очевидно.
Я уже успела сделать операцию в Питере и скоро собираюсь на радиойод терапию в Эстонию. Времени, нервов и денег на суд у меня нет. Именно поэтому я хочу предостеречь своим письмом тех, кто раздумывает над выбором лечебного заведения: ОПАСАЙТЕСЬ НИИ ОНКОЛОГИИ ГОРОДА ТОМСКА. Я не ручаюсь, что все врачи данного заведения никудышные, но ЧИЖЕВСКАЯ СВЕТЛАНА ЮРЬЕВНА и медперсонал отделения головы и шеи НИИ Онкологии города Томска – именно те товарищи, способные свести в могилу.
Всем прочитавшим желаю здоровья. Никогда не унывайте! Те, кто побывал в онкологии, ценят жизнь и вам советуют!!!
Прошу распространить это письмо среди знакомых, друзей и родственников!
