Так тяжело сказать «люблю»

Влюбленные готовы воспроизводить волшебное слово взглядом, улыбкой, мелом на асфальте и краской на борту соседской машины под ее окном.

Потом влюбленные счастливо женятся и выходят замуж, а «люблю» спустя месяцы или годы начинает почему-то тяжелеть. Оно скромно уступает место нахрапистым «А где же ужин?» и «Пойди сначала искупай ребенка!», потом немного медлит перед «Слушай, я устал как собака!» и забивается в угол от «О! Перетрудился, бедненький! А я на диване валялась по-твоему?». А после уже так залеживается на языке, что и не вытащить.

Но почему признание в любви, которое до свадьбы и в медовый месяц может произноситься по нескольку раз в час, становится совершенно неподъемным во время последующих семейных ссор? А сами ссоры словно этого и ждут, и растут и крепнут тем быстрее, чем тяжелее дается супругам некогда легкое слово «люблю».

Вообще, сколько бы мы ни размышляли о христианском понимании любви, о готовности жертвовать, а не требовать – потребность человека в любви никуда не денется. Жертвенно любить – это надо еще научиться, а женат (или замужем) я здесь и сейчас и имею право быть любимым! По идее, такой супружеский «эгоизм» не страшен в браке, где каждый из супругов – одновременно и любимый, и любящий. Сложности появляются там, где кому-то показалось, что не очень-то он и любим.

Одна моя знакомая первые годы семейной жизни провела в бурных итальянских сценах из разряда «Уеду к маме! – Да и катись ты!». Всплески семейных разборок вне дома яростно продолжались по телефону. Это было эффектное зрелище: кажется, раньше подобную скорость жестикуляции я видела лишь в исполнении Джульетты Мазины. Когда итальянские спектакли с телефоном вдруг прекратились, все решили: «Неужели разводятся?» Но оказалось, что пара просто выяснила и победила тайную причину скандалов: у молодого мужа, оказывается, был помысел, что супруга вышла за него не по любви, а только потому, что «батюшка благословил». Она же, соответственно, подозревала его в женитьбе ради… рукоположения.

Но ссоры – это не просто результат безосновательных подозрений. Ссорясь, мы почему-то словно специально начинаем доказывать себе и друг другу, что да, мол, ни за что на свете за такого…. (определение по вкусу) замуж не вышла бы, не будь я тогда такой… (определение по вкусу). И чем больше, например, молодой муж расходится от того, что жена «променяла его на ребенка», тем раздраженнее она будет ему доказывать, что «Да, терпеть-тебя-не-могу-тупого-эгоиста!». И так вплоть до принудительного воспарения тяжелых и хрупких предметов или спешной паковки чемоданов. А ведь вся эта лавина гнева с легкостью может разбиться от одного слова, напоминания. Люблю. Это из реального диалога православных жен:

— Эхх, настроение такое… Поругаться бы с кем!

— А муж на что?

— Да с ним бесполезно. Только я начну заводиться, вот уже кажется – прибить готова, а он смеется и говорит: «Не пытайся казаться стервой, ты не умеешь. Я все равно тебя люблю».

Но это – редкий сценарий в первые годы супружества. Чаще всего, даже хлопнув дверью и уже остыв, супруги медлят примириться, словно боятся показать собственную любовь и заинтересованность в примирении: «пусть, мол, не думает, мне и без него неплохо, я первая на мировую не пойду».

Конечно, до брака и в браке человек относится к собственной любви по-разному. «Люблю», произнесенное влюбленным, означает «Я тебя выбрал». Здесь нет ничего опасного для самолюбия. Но «люблю», которое сказал супруг, означает «Я принадлежу тебе». Я? Принадлежу? Ему?! Идиоту такому?!!! «Ни в жисть»!

Увы, принадлежать – это почти так же трудно, как быть благодарным. Это сложно принять в мыслях и еще сложнее высказать вслух. Сознаться в любви – словно потерпеть военное поражение. Трудно привыкнуть к тому, что семья – это не борьба за независимость, здесь не должно быть страшно «ударить в грязь лицом» и «сдать позиции». Но все равно – страшно.

Важно понять, что часть этих позиций «сдана» безвозвратно в тот миг, когда в чине венчания супруги были призваны стать «плотью единой». Муж и жена живут в единстве плоти, природы, но это объединение на самом деле – не потеря, а восполнение, приобретение новых черт характера, темперамента, даже образа мысли, которые только обогащают супругов. Но личность и в браке остается свободной, и признание в любви не угрожает ее самостоятельности. «Люблю» здесь переводится как «Мы с тобой одной крови: ты и я». Одной «крови», природы, принадлежим один другому – но есть «ты» и есть «я», и они не исчезнут, так что бороться не за что. Здесь победить – это не отстоять «я», а сохранить «мы», в котором пребывают «я»и «ты», а с ними еще Кто-то, Который есть Любовь…

«Все равно, какое там «люблю»! Глаза бы мои его, такого-сякого не видели!»? А вот в этом случае полезно немного поспорить с устоявшимся суждением о том, что замуж невозможно выйти по любви, а только, мол, по влюбленности, которая только позже перерастает в любовь. Сейчас мне кажется, что именно в первоначальной влюбленности, если она не замутнена потаканием плоти, есть настоящая любовь как видение образа Божьего в любимом, прозрение идеала, которого он может достичь. А может – и не достичь. В браке зависит это не только от мужа, но и от жены, и наоборот. Образ этот «в минуту жизни трудную» не лишне себе напомнить.

Елена Фетисова

Фома.ру