>Роды издревле считались процессом мистическим. Считалось, что в момент рождения нового человека грань между потусторонним миром и миром людей так тонка, что беспрепятственно пропускает через себя всякую нечисть. Верили, что помешать этому могут только особые сакральные слова и ритуалы.
К тому же, беременность и роды были для женщины своеобразной инициацией: давая жизнь новому существу, она сама переставала существовать как просто женщина и возрождалась уже как плодородная мать. Начинался совершенно новый этап в ее жизни, и это начало было магическим, отчасти языческим, но обильно сдобренным христианской символикой.
Вот почему еще в середине прошлого века роды в крестьянских семьях превращались в настоящий обряд, который длился не один день. За несколько суток до предполагаемых родов начиналось раздевание беременной. К самому важному моменту она должна была остаться в одном нижнем белье с расстегнутым воротом, без украшений и с распущенными волосами. Все это время будущая мать ходила по избе, переступая через пороги, — считалось, что это облегчит младенцу выход на свет, а заодно простимулирует родовую деятельность. С этой же целью в доме открывали все, что было закрыто — лари и двери, окна и сундуки, печные заслонки и шкафы. Все завязки развязывали, пуговицы и пряжки расстегивали. При этом произносились заговоры, которые «комментировали» происходящее и в которых упоминались двери и манипуляции с ключами: «Железная дверь, отопри засов. Каменная гора, золотые купола, святые кресты, Господи, благослови, воды проткни, роды начни, кого Бог дает. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь».
Если же роды были особенно трудными, глава семьи шел в церковь и просил открыть царские врата, отделяющие алтарь от остального помещения. В добавление к этому домочадцы молились, благословляли друг друга, просили прощения.
Момент родов до последнего хранился в тайне — считалось, что чем больше людей знает о родах, тем сложнее они будут проходить. Круг посвященных был очень узок — мать, повитуха, иногда муж и свекровь.
Особенно «опасными» считались незамужние девушки: если «девица прознает о родах, роженице предстоит отмучиться за каждый волосок на девичьей голове». При этом надо отметить, что скрыть дату родов было не трудно: будущие мамы работали до последнего в поле, а не сидели напряженном ожидании «часа Х». Когда приходил срок, женщина либо сама удалялась в укромное место, либо ее мать или свекровь под благовидным предлогом удаляла из дома всех домочадцев. Те же, кто не мог уйти, притворялись спящими.
Место родов тоже было секретным для окружающих. Считалось, что в доме рожать нельзя. Для самих родов выбиралось нежилое, отдельно стоящее место — баня, овин, хлев. Туда и уходила женщина с началом схваток. Страх перед сглазом был так велик, что даже повитуха, направляющаяся на роды, не должна была никому рассказывать о цели своего похода.
Посыльные от роженицы приходили к повитухе в дом не заблаговременно, а уже в период схваток, тайными тропами, и сообщали о родах «эзоповым», иносказательным языком. После этого повитуха также задними дворами и огородами пробиралась, молясь, в дом роженицы. Попутно она заглядывала в окна домов, и по увиденному там могла предсказать будущую судьбу ребенка.
Если видела красавицу перед зеркалом — быть новорожденной дочке красивой невестой, если старика — доживет младенец до глубокой старости.
Переступив порог, повивальная бабка переодевалась во все чистое, осматривала роженицу и подбадривала ее. Во время схваток она помогала женщине ходить по дому, массировала роженице поясницу, гладила ее по животу и приговаривала между схватками: «Христос родился, и мы младенца ждем. Аминь».
Если роды затягивались, зажигали свечу и читали другой заговор: «Пока свеча догорит, тут и она родит. Аминь». <o:p></o:p>А ближе к финалу повитуха обязательно вызывала у роженицы рвоту: считалось, что от этого хорошо раскрывается шейка матки.<o:p></o:p>В разных местностях по-разному относились к мужьям, присутствующим при родах. Где-то супруга просто выпроваживали из дома. Но чаще он играл весьма активную роль, перенимая на себя часть родовой боли жены. Муж одевался в ее одежду, повязывался ее платком и катался по полу со стонами и плачем. Если роды затягивались, мужа просили перешагнуть через жену или… снять с себя штаны и вывернуть их. При этом ему надо было произносить: «Не ходи, золотник, по утробе, не ищите младенца, он здесь, он идет — его мать да отец ждет. Богородица благословляет, утроба на свет выпускает. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь». <o:p></o:p>Впрочем, иногда помощь мужа была более практичной: он водил жену по избе, помогал тужиться, и вообще «был на подхвате».
Во время схваток роженица чаще всего сохраняла вертикальное положение, чтобы ребенок «не подкатился под ложечку». <o:p></o:p>Во время потуг женщина либо хваталась за веревку, перекинутую через центральную балку потолка, либо становилась на четвереньки или на корточки.
Во время рождения головки роженица должна была просить счастья и хорошей доли для ребенка. Именно в этот момент, по поверью, спустившийся с небес Ангел вкладывал в младенца душу. <o:p></o:p>Потом новорожденного принимали на солому или шкуру животного, которая считалась оберегом.
В принципе, повитуха могла даже не участвовать в самих родах — принять ребенка могла опытная родственница, например свекровь. Но послеродовой период должен был проходить обязательно под контролем повивальной бабки. Именно повитуха должна была перевязать ребенку пуповину материнским или собственным волосом. Затем пуповину перерезали на разных предметах, в зависимости от пола рожденного или желаемого пола последующего ребенка.<o:p></o:p>Как правило, пуповину мальчиков обрезали на топорище, а пуповину девочек — на прялке или веретене.
Затем повитуха брала ребенка и «расправляла» его: гладила ручки, ножки, животик, придавала головке правильную форму. Если ребенок рождался слабеньким, его «перепекали» — на печной лопате для приготовления еды трижды помещали в печь, будто выпекали хлеб. <o:p></o:p>В первый раз новорожденного заворачивали не в пеленку, а в отцовскую рубаху, причем потную, только что снятую с тела. Считалось, что таким образом отец дает младенцу защиту, отчего тот будет спокойнее спать.
Затем новорожденного «привязывали к дому» — подносили к особой балке под потолком, на которой тужилась его мать.
Первое омовение должно было смыть болезни и сглаз. Купание совершалось в особой заговоренной воде, куда были положены магические предметы: серебряная монета, щепоть соли, яйцо. Считалось, что соль очищает, серебро дарит богатство, а яйцо делает ребеночка ладным и пригожим.
Использованную воду выливали во дворе на «красный угол» (именно в нем висели в доме иконы), причем старались выплеснуть ее повыше — чтобы ребенок лучше рос.
Затем наступал черед матери: повитуха «ставила на место» живот, «расправляла пуп», «поправляла золотник» (матку).
Послед назывался «постелькой», считался двойником ребенка и требовал особых ритуалов. Во-первых, его выкликали, как запропастившуюся кошку, словами «кис-кис-кис». Если послед не появлялся в течение часа, это считалось дурным знаком.
После выхода детского места его надо было схоронить особым образом — завернуть в холстину вместе с ломтем хлеба, яйцом, головкой лука. Все это должно было уберечь ребенка от колдовских чар.
После этого послед зарывали в месте, куда не могла ступить нога человека. Обычно оно находилось под полом избы около печки, или под корнями дерева, или в яслях домашних животных.<o:p></o:p>Несколько дней, а иногда и недель, повивальная бабка жила в доме роженицы и помогала ей с ребенком.
Работа повитухи заканчивалась после крещения ребенка. Ее одаривали одеждой или тканями и с почетом провожали. Но сначала она должна была обязательно «размыть руки» вместе с матерью новорожденного. Кусок мыла, который применялся при этой процедуре, также шел в плату повитухе.
В деревнях повитуха становилась близким родственником: на семейных праздниках ее усаживали на лучшие места, дарили ей к праздникам подарки.
8 января даже праздновали особый «профессиональный» праздник — «бабьи каши». Профессия повитухи была уважаема не только при жизни: считалось, что в загробном мире ей не придется страдать за свои грехи.