Злостью к детям, мы топчем саженцы в то время, когда их надо "поливать" своим терпением и любовью.

Одно замечание может быть просто брошенным словом, а может быть семечкой.

Если семечку сажаем, то надо поливать, защищать от ветров, ждать всходов. Про семечку нужно помнить.

Вчера Данила с Соней утром не поделили коробку. Не знаю уж как и что вышло, я только поняла, что Соня закинула маленькую коробочку за стол и ни Соня, ни Данила не могли ее достать. Время выходить из дома, Соня с Данилой в перебранке, папа стоит рядом и психует по чем зря, что они опять перед выходом устроили разборки.

Подошла к ним. По папиному взгляду поняла, что коробку он все равно не даст взять с собой, чтобы не поощрять суету перед выходом.

— Данила, — спокойно начала я, чтобы хоть как-то всех свезти с мертвой точки, — тебе эта коробка зачем?

— Мне надо туда складывать мелкие вещи.

— Тебе эти мелкие вещи нужны сегодня в школе?

— Нет.

— Тогда выходите все пожалуйста.

— А коробка?!

— Что-нибудь придумаем, Данил.

В тот момент я понимала, что сказать Даниле, что не возьмем, означало вызвать злость на Соню за то, что она выкинула коробку. Сказать Соне, что она не права, спровоцировать целое горе. Ни к тому, ни другому я не была готова, да и время было не то, чтобы объяснять.

Мы сели в машину. Высадили папу около станции и поехали в школу.

— Мам, ты достала коробку? — тихо спросил Данила.

— Данил, я не смогла. Стол не отодвигался. Я одна не смогла, но вот, что я подумала. Когда мы придем вечером домой, мы все вместе отодвинем стол, достанем коробку. Я думаю, что там еще что-то кроме коробки. Мы сто лет этот стол не двигали. Заодно помоем там все, хорошо?

— Да, мам! Хорошо, — тут же сказала Соня. Она от самого дома молчала. Чувствовала, что она тогда была не права, но было уже поздно что-то делать. Она сожалела про коробку, но изменить ничего не могла.

— Сонь, я тебе больше никогда ничего не дам! — в сердцах ворчал на нее Данила, еле сдерживаясь, чтобы не шлепнуть ее. Он собирал какой-то мусор на полу машины и собирался выкинуть его на Соню, чтобы отомстить ей.

— Данила, я знаю, что ты злишься сейчас, но если ты не остановишься, то снова поднимешь волну злости и у меня, и у себя, и у Сони.

Данила конечно же не мог остановить себя. Это взрослому-то не под силу, а ему тем более. Я это понимала, но и себя я уже не могла остановить. Я что-то выговаривала ему, он тоже завелся и я невероятным усилием воли заставила себя выйти из машины, чтобы разорвать порочный круг, благо мы уже приехали.

Я проводила их в школу и грустная пошла на работу. Я знала, что Соня была не права, знала, что Данила чувствует эту насправедливость. Моя совесть мучала меня, а значит урок был не выучен.

Я думала весь день. Знала только одно, что семечко посажено. Нам предстояло вечером отодвигать стол, а это значит, что начало правильному разговору уже было положено.

Вечером мы пришли домой.

Данила пошел наверх переодеваться.

— Сонь, — тихо сказала я Соне, — давай-ка достанем Данилину коробку и отдадим ее.

— Мам, но это мусор. Это коробка от чипсов. Ее надо выкинуть просто.

Тут я поняла Сонины мотивы, почему она ее выкинула. Точнее, поняла, как она для себя объяснила свою правоту.

— Сонь, если тебе кажется, что это мусор, то это вовсе не означает, что это мусор для Данилы. Она ему нужна, и он тебе об этом сказал. Так что, ты возьми ее, отдай ему и скажи, что ты была не права. Иди, Лапкин, отнеси, — очень по-доброму попросила я Соню.

Так как мы и раньше извинялись друг перед другом, то Соня наученная опытом, взяла коробку и пошла к Даниле. Я на цыпочках за ней. Из-за угла слушаю, что она ему скажет.

— Данил, вот коробка. Пошли скорее, мы сейчас будет стол двигать. — сказал и радостная пошла снова ко мне.

Потом мы попытались отодвинуть стол. Оказалось, что он был заблокирован шкафами. Мы общими усилиями вытащили оттуда пару мелких вещичек, кое-как протерли, в общем, дело сделали.

Но это еще было не все.

Перед сном я подошла к Даниле. Села с ним рядышком.

— Данила, я хотела тебе сказать. Сегодня с утра, когда мы все спорили по поводу коробки, — Данила напрягся и я поняла, что правильно я сделала, что начала разговор, — Соня была не права.

— Да, мам, не права.

— Я ей объяснила это вечером. С утра, я видела, что ты пытался сдержаться. У тебя не то, чтобы получилось, но ты пытался. Я тебя хвалю. Так как утром мы все торопились, я не могла все сказать Соне, но вечером я попросила ее отдать тебе коробку и сказать, что она была не права.

— Она не сказала, мам.

— Я знаю Данил. Это не так-то просто признать свою вину, но мы все этому учимся. И Соня учится. Ты учился сдерживаться в машине, когда хотел на Соню сор с пола выкинуть. Я училась не выговаривать тебе, когда ты меня злил. Тоже не вышло. С этими чувствами сложно совладать, но мы стараемся.

Данила резко отвернулся к стене, сдерживая слезы.

— Это все черт, мам! Это злые чувства, которые сеет черт.

— Знаю, Лапка, поэтому-то и нужно время, чтобы научиться. И на Соню не злись. У нее свои уроки. Я и тебя учу, и Соню учу, и сама учусь.

И снова это было не все.

Уже сегодня, когда мы ехали в школу, Данила снова начал баловаться. Я просила его остановиться, но его уже начинало нести...

— Данил, — вдруг вспомнила я, — а ты помнишь наш разговор вчера вечером?

И Данила остановился. Он все сопоставил: свои чувства, желание не делать то, что делать не надо, вчерашние слезы, мои слова и наши тихие речи… и он остановился. Он все понял.

Соня тоже поняла. Она понимает все с полу-слова и учится тогда, когда видит, что я ее не ругаю, хотя знает, что ругать надо.

И я поняла, что злостью к детям, мы топчем саженцы в то время, когда их надо «поливать» своим терпением и любовью.