Такой уж иной человек родится: чертить да красить, да что-нибудь мастерить, вроде как пить-есть ему надобно. Сундук, скажем, и без прикрас в обиход пойдет. А художнику охота, что-бы этим сундуком любовались.
Борис Шергин. «Лебяжья река».
Дед мой вот что сказывал про стародавние времена. Полюбил парень девицу. Да лицом-то был он не красив и потому боялся лишний раз ей на глаза показаться, не то что речи о любви заводить. Думал он думал; как быть? И надумал сделать ей такой подарок, чтобы без слов поняла она всю силу его любви. Парень этот был искусный резчик; ковши, ложки, чаши резал. Вот и затеял он вырезать ковш красотою словно утица. Два дня не пил, не ел, все к уткам, что на озере жили, присматривался. А потом и вовсе про себя забыл. Затворился он в избе, а вышел только тогда, когда утица, словно живая, получилась. Ковш этот, что зовется скопкарь, о двух ручках. Вот одна из них головой утиной стала, а другая хвостом вытянулась.
Подарок пришелся девице по сердцу. Ай да мастер, экую красоту сотворил — как не полюбить такого. Вскоре свадьбу сыграли, и родился у них первым сын — весь в батюшку. И у него к резьбе дар был. Отцовскую утицу он повторил, да еще узорами украсил. А внук, когда подрос, тоже к резному делу всей душой прикипел. К тому ковшу изобрел-приладил маленькие ковшики — «утят для малых ребят». Так и повелось: от отца к сыну передавалось мастерство, и, сохраняя отцово и дедово, добавлял каждый резчик свое умение и выдумку, душу вкладывал. Так и дожила утица до наших дней.
Вслед за этой семьей и вся деревня за резьбу принялась. Летом хлеб ростят, а зимой разные поделки режут. Сначала для себя делали, а потом и на продажу. Тем и стали промышлять — сложился промысел.
Множество на Руси было промыслов, где по дереву работали. На одних с резными украсами, на других с росписью. Из расписных самый знаменитый — хохломской.
Хохлома — большое торговое село на Волге. Первые упоминания о нем сохранились со времени грозного царя Ивана. Земли эти принадлежали знаменитому подмосковному Троице-Сергиеву монастырю. В обстоятельных монастырских описаниях значились ковши, ложки, поставцы, раскрашенные разноцветными красками и золотом. Может, тогда и зачиналась хохломская роспись. В XVII веке потянулись в Заволжье «утеклецы» — староверы, не согласные с новыми церковными правилами и крепко стоявшие за старую веру и дедовские обычаи. Среди них были и иконописцы. «Травники», так называли художников, которые писали природу на иконах, взялись за роспись домашней утвари — от деревянных ложек до бездонных сундуков, Применяли они в росписи секретный способ золочения. В чем же он состоит? А вот в чем.
Когда готово «белье», так называют белую, не раскрашенную еще посуду, начинается подготовка к росписи. Спервоначала натирает художник посудину жиденьким слоем глины. Это для того, чтобы все поры в дереве сгладить (в старину изделие не глиной, а мелом с мукой левкасипи, словно икону). Потом покрывает олифой, то есть белилами и красно-коричневым суриком, сваренными на льняном масле, а как «встанет» — высохнет посудина, тогда покрывает ее алюминиевым порошком. Когда все готово, возьмет он в руки серебристую чашу, всмотрится, «приглядится, как изложить на ней рисунок, чтобы согласна вещь вышла». Вот и пришло время за кисть браться. Кисть беличья легка и упруга. Окунет ее живописец в красную краску — киноварь, и поплывет она по «серебряному морю». Сначала тоненькой ниточкой, потом наберет-наберет силу, наширится, и тогда выгнется крутой дугой и на полном ходу взлетит над чашей и замрет. И зовется эта роспись «кудриной».
Я люблю кудрявую травку,— говорит хохломской художник Степан Веселов. Когда пишу, травка у меня всегда на первом месте, а все остальное — вспомогательное. В нашей Хохломе травка — главное. Птичку из тех же травинок состроил… Эта размах крыльями сделала и весело смотрит. Другая встрепенулась — глядит, озирается… Пишу, чтобы весело было, чтоб человеку нравилось. Красного с золотом мало — скучно. И нужен обязательно черный...» Чуть повернет мастер чашу, и рядом с красным черный завиток ляжет.
А еще есть роспись «ягодка», «листок». Это все «верховная» роспись, свободным махом кисти. А если рисунок черным контуром наносят, а промеж линий заполняют краской, то этот узор называют «под фон».
На иной вещи Степан Павлович и надпись напишет: «Маша кушай кашу», а на блюдце: «Хлеб на стол, и стол — престол. Хлеба ни куска, и престол — доска».
Когда роспись закончена, покроет ее художник лаком, да не единожды, раз пять-шесть, и тогда уже в печь прокаливать посудину поставит. Вот тут-то волшебство и происходит. От жары лак пожелтеет, и блеск металлический из-под него зазолотится. Из печи чашу уже золотой вынет.
Вот она какая, Золотая Хохлома.
Из книги «Перо Жар-птицы»
Владимир Анищенков
