Снова Больница и лица. Как все завязалось.

Мы дома! Это счастье, спасибо, Господи, за все.

Расскажу.

Неделю назад в пятницу Катерина после сада вдруг пожаловалась на горлышко и дала субфебрильную температурку. Заглядываю в жерло — ну красненько, ну пара пузырьков на зеве — где наша не пропадала? выполощем! Выполоскали. Темпы нет уже во вторник. Решаю выдержать ее дома еще денек — среду — а в ночь на четверг дочь снова дала жару в прямом смысле! Снова лезу в жерло — буренько. Не должно болеть. Так почему же чадо орет, что ей больно? Полощем дальше и пшикаем.

В пятницу без температуры «на долечивании» Катя едет к бабе с дедой.

А в субботу поздним утром нас с мужем будит домофон. Приехал мой пап. Не смогли до нас дозвониться (звук отключили мы на ночь, лошары(((() Готовы?

У Кати вздулись заушные лимфоузлы, вспухла шея, плохо спала ночью, утром дала темпу, забирайте и вызывайте неотложку.

Забираем и вызываем. Шесть часов вечера. Неотложки нет. Детка постоянно рыдает, темпу не сбиваем, чтобы приехавший врач видел истинную картину — только где его носит, врача этого?

Психую, вызываю «скорую». Приезжает обычный циничный молодой парень. Я в нервах не могу его понять, а он всего лишь пытается понять, что имеет в виду моя дочь, когда говорит, что у нее болит сзади головы, где начинается шейка. Я начинаю щетиниться, меня останавливает муж и отсылает собирать вещи (все равно госпитализация неизбежна — собирайся, жена!) а сам вместе с доктором принимаются расспрашивать чуть живую от боли и температуры Катю, где болит. В общем, муж и разрулил, я была в истерике и готова была послать всех в глухие ебеня!

Я успокоилась в «скорой». Я уже профессиональный стационарный пациент, только всякий раз это сложно принять: неожиданно ты вдруг понимаешь, что на несколько дней ты выпадаешь из этой жизни, оказавшись в самом незвездном отеле, где еще и задницу колют! Но стоит это принять, как становится легче!

Нас привезли в больницу Св. Владимира — детскую Русаковку. Впервые прокатились с мигалками и сиреной. Митревна оживилась, чирикала, потом притихла и обмякла. Заснула. Обнимаю ее и еду… еду...

Приехали, машина остановилась, закачалась, сдвижную дверь открыл наш доктор. Катя смотрит на него кокетливо и сонно.Доктор безапелляционно сгребает наши кульки (тяжеленные), сгребает на одну руку Катю и несет ее через талый снег к дверям приемного бокса! На мое «Да тяжело же!» реагирует ворчливо «Нормально». В этот момент меня отпустило, я уже не могла злиться.

В приемном покое нам вызвали хирурга осмотреть лимфоузлы. Пришел флегматичный молодой грузин. Навешал Кате лапши на уши, погладил ей ушки — не требует хирургического вмешательства. Записал. Посетовал на ужасный почерк, который с годами становится все кошмарнее, и пожелал нам здоровья. Мы остаемся. В 24 терапевтическом. Нас туда везут по раскисшей дороге мимо «домашней» церквушки на территории больницы.

Приемная. Катю взвешивают. 19 кило! Красивая дежурная сестра с огромными ласковыми глазами смотрит на оживившуюся от высокой температуры Катю и ведет нас в бокс на первом этаже (папа сможет помахать!) Папа целует Катюшку, а глаза на мокром месте. Уже из бокса машем ему, и он уходит в темноту.

Осматриваемся. Еще по пути в корпус Катя мечтательно прошептала: «Хоть бы у нас были соседи!» На что я буркнула: «А хоть бы нет!»

«Почему?»

А в самом деле, почему? Просто я была еще в недоумении и в ожидании неудобств, которые чинит государство всякой маме, которая ложится в больницу с ребенком.

«Да пусть будут соседи», соглашаюсь.

И вот, крохотный бокс в старом корпусе а-ля Доктор Чехов, высокие потолки, четыре места (изначально бокс на две койки). Две мамы и двое деток, мы с Катериной и одно пустое еще место. Для кого?

Приключения начались...