ЮЛЬКА из рода Кастильо-Санчесов. Часть 8

Ну, почти все интриги сезона я раскрыла =)). Публикую маленький кусочек, чтобы не оставлять вас с подвешенном состоянии. Когда закрою последние сюжетные линии — не знаю. Дети почти не дают свободного времени =(

— Прости, я не хотел тебя пугать. Я оплачивал твое лечение и все пятнадцать лет следил за твоей жизнью, так что привык к тебе как к родной дочери.
— Так Вы не мой отец? — Я приподнялась на холодном кожаном диване, стараясь поудобнее устроиться среди жестких подушек. Все-таки офисная мебель – она такая… офисная… Некомфортная, неуютная…
— Нет. К сожалению. Или к счастью?
— К счастью! – уверенно улыбнулась я. Комок скрутившихся ежей в животе постепенно начал распадаться. В грехе кровосмесительства я оказалась неповинна, и это утешало. А вот то, что жизнь моя управлялась благодаря манипуляциям и прихотям сидящего передо мной человека – это пока не укладывалось в моей голове.
Александр Григорьевич подал мне стакан с водой, пытался заботливо поддержать мне голову, но я его отстранила. Усмирив пустыню в гортани и танцующих ежиков в желудке, я вернула стакан владельцу. От второго стакана воды я отказалась, так же как от виски, коньяка, мартини, водки и прочего содержимого большого глобуса-бара на подставке.
Я с недоверием таращилась на огнеупорный шкаф, занимающий чуть ли не половину стены. Папки, папочки, коробки. Отчеты врачей, счета за лечение, финансовые отчеты из издательства, письма от Радмила и Росарио о том, как я расту, сотни моих фотографий, все путеводители, написанные мной… Почти пятнадцать лет моей жизни после падения из окна – все они скурпулезно и кропотливо собраны в этом шкафу…
Меня трясло. Я не смогла бы описать свои чувства и мысли… С одной стороны, стало ясно, откуда взялись финансы на мое лечение у светил нашей и зарубежной медицины. Мне стало понятно, с чьей помощью так легко и быстро были оформлены документы на мое удочерение и переезд в Испанию. Но с другой стороны выходит, что Радмил и Росарио – такие родные, такие близкие и любимые – они связались со мной только из-за денег?
Только не говорите, что это смешно – для почти тридцатилетней взрослой тётки – задаваться такими вопросами! Любят ли меня саму, такую какая я есть, или же вынуждены быть со мной из-за денег?… Как можно передать это чувство, что жизнь твоя, такая налаженная и понятная, оказывается хорошо разыгранной шахматной партией?
Меня мутило, разрывало на части; ноги стали ватными, а голова – абсолютно пустой. Слишком много всего обрушилось на меня за один день. Но прояснить вопрос о моих приёмных родителях мне было необходимо. Мне нужен был какой-то надежный камень, от которого можно было бы дальше строить свою жизнь, которая вдруг резко превратилась в пепелище.
— Ну и сколько вы заплатили за то, чтоб Росарио и Радмил меня удочерили? – с дерзким вызовом спросила я. Почему-то впервые язык не повернулся назвать их родителями, и эта моя трусливость мерзко уколола меня. — Почем нонече стоят человеческие судьбы?
Если бы он выбрал другой тон и другие слова, то вряд ли бы я ему поверила. Но вершитель судеб оказался очень хорошим психологом. Он понимал, насколько для меня важно – прояснить этот вопрос, и был максимально убедителен.
— Знаешь, тебе безумно повезло. С Робертисами мы дружим уже много лет, мы познакомились задолго до …эээ… вирутального знакомства с тобой. И мы договорились, что они тебя удочеряют и воспитывают до твоего совершеннолетия. А потом они купили бы тебе домик на берегу моря – и живи дальше как знаешь. Я бы оплатил и дом, и твое обучение. Я полагал, что на этом мои обязательства перед тобой будут исчерпаны. Ведь это по моей вине сын вырос таким оболтусом и раздолбаем…
Но Робертисы к тебе привязались всей душой — чуть ли не с первого дня твоего пребывания в их семье. Ты сама завоевала их своим характером, своей… эээ… любознательностью. Ну в общем – всеми своими хорошими качествами. Так что глупости о том, что тебя держали из-за денег, можешь смело выкидывать из головы. Я всего лишь помог тебе найти семью, а дальше уж ты сама справилась.
Честно говоря, мне самому было интересно, чем закончится этот мой прожект. Я никогда не занимался благотворительностью и не рулил жизнями других людей. Моим принципом всегда был – дать голодному удочку, а не рыбу. Я дал тебе шанс обрести семью, а Росарио – получить дочь. И мне кажется, что вы обе неплохо справились.




Лешкин отец вытащил одну из папок и протянул ее мне. Там были записки от Росарио о том, как я расту и развиваюсь. Я читала взахлёб. Они не были похожи на сухие финансовые отчеты, какие можно было бы ожидать. В каждой фразе, в каждой строчке сквозили любовь и гордость за меня. Словно заботливая мамочка пишет старому другу семейства про свою семью и про своих деток, а не финансово зависимый человек отчитывается перед спонсором о проделанной работе и потраченных деньгах.
Пока я осилила первую папку, прошло часа полтора. Дважды забегал Лёшка, но я отмахивалась от него, и утыкалась дальше в записки о своей жизни. Александр Григорьевич ушел из кабинета, оставив меня наедине со слезами умиления и документами. И я поняла, что так невозможно прикидываться. Если первые пара отчетов были суховатыми и отражали только голые факты, то в последующие записки начали вкрадываться сначала робкие лучики нежности и умиления, заботы и гордости, а затем вся любовь Росарио ко мне начала открываться в полной мере. Как много знала и замечала эта женщина, ставшая мне настоящей матерью! Она рассказывала, как Даниэль и Деметрио (Данька и Димка) помогали мне выбраться на крышу, чтобы любоваться ночным небом и звездами. А мы-то считали, что никто из домашних не знает об этих тайных вылазках! И как мы бегали, опять-таки со старшими близнецами и мальчишками из бачилерато – Хосе и Луисом-, с фонариками в Парк Вихиль де Киньонес, чтобы там, под кронами вековых сосен, устроить ночной шашлык. С моей подачи, между прочим! Я была заводилой в большей части всех законно-нарушающих вылазок… Ух, как мы тогда в парке уговаривали полицейских не сообщать родителям о нашей попытке пошашлычить ночью! А ведь мы свято верили, что Росарио не знает об этой истории! Я листала записки одну за другой, и слезы текли нескончаемым потоком. Я извела уже две коробки тончайших бумажных салфеток… Они уже давно грудились вокруг стола неэстетичной обсопливленной кучей.
Моя милая, дорогая, любимая Росарио… Она рассказывала о множестве историй с моим участием, про которые я уже давным-давно забыла, о моих заботах и сомнениях, — только такая нежная и заботливая мать как Росарио смогла увидеть и почувствовать это без слов… Нет, у меня не осталось никаких сомнений в том, что Робертисы – мама и папа – меня любили по-настоящему!
Подумать только… Мне, почти тридцатилетней тётке, было так необходимо знать, что меня любят… Я упивалась этими записками, наслаждалась ими, купаясь в нежности, заботе и любви…
К тому моменту, как Александр Григорьевич вернулся в свой кабинет, я осиливала уже четвертую папку отчетов и была абсолютно счастлива.
Отложив очередную папку на стеклянный столик у дивана (сразу же со стола слетела куча скомканных салфеток), я воззрилась на моего ангела-хранителя. Тот навис надо мной с подносом, на котором были две чашки кофе и корзинка печений.
— А потом, после того, как я поправилась, Вы вмешивались в мою жизнь?
Лёшкин отец замялся, постоял подносом, а потом приткнул его на тот же многострадальный столик, смахнув оставшиеся платки.
— Лишь когда надо было договориться с издательством.
— То есть весь бешеный успех от моих путеводителей – это все тоже куплено вами?
— Э, нет, дружок, – он попытался пристроиться на диван рядом со мной. – Подвинься! – Я послушно убрала ноги и села на край дивана. Кофе был обжигающе горячим, а печеньки пришлись как нельзя кстати. С утра я еще ничего не ела.
— Я же сказал, что даю лишь удочку, а не рыбу. Я оплатил выпуск первого путеводителя. А то, что он так заинтересовал читателей – это говорит о твоем таланте. Если бы выпуск провалился, второго шанса я бы тебе не дал. Пожалуйста, не думай, что я манипулировал твоей жизнью от начала до конца. Я лишь давал тебе шанс, возможность. А ты уже сама вцеплялась в него всеми зубами и когтями. Так что то, чего ты добилась — ты добилась сама.
Я переваривала информацию, задумчиво грызя печеньку. Одна идея сформулировалась у меня в голове и искала выхода на свободу.
— Слушайте… Я сейчас много получаю. Идут деньги от переиздания путеводителей. Вы знаете, их переиздают большими тиражами! Я готова вернуть вам все деньги, что были потрачены на мое лечение, учёбу и так далее.
Александр Григорьевич засмеялся. – Что ты, милая. Я вложил немного денег в ваше издательство, а твои путеводители принесли мне небывалую прибыль. Так что все мои вложения в тебя давным-давно окупились. Кто бы мог подумать, что это так выгодно?