О пользе гаданий
Восемь месяцев спустя…
— Юльк… Я больше не могу. Я на улицу ходить не могу! А знаешь почему?
— Знаю. Там девки на каждом шагу. Красивые, загорелые, в майках на полпузика, с фоткой Дикаприо-о-о-о…
— С Дикаприо-о-о-о…
— О-о-о-о-о-о!!! (Хором) Дикаприо-о-о-о!!!
— А мы? А мы как два, трамвая! Я ног своих уже три месяца не вижу!
— А я п… у полгода не брила! Патамушта тоже её не вижу!!!
— Су-у-у-уки!!! (Хором)
— Юльк, а у меня щас справа нога вылезет.
— А у меня пятка слева. Вот, щас… Смотри!
Смотрю на Юлькин огромный живот, и вижу, как слева на нём появляется выпуклость, которая медленно начинает переползать куда-то вправо. И тут такая же выпуклость, только справа, вылезает уже на моём пузе.
Сидим, чешем животы:
— Лерка, — говорит своему животу Юлька, — спи уже. Хочешь, я тебе ананас дам?
— Андрей, — сурово и громко обращаюсь к своему пузу, — перевернись на другой бок, шоле… Ты мне на аппендикс лёг. Прям чую.
— Девки!!! — в комнату врывается моя младшая сестра, и заставляет нас оторватся от священной медитации, — Девки!!! Дайте мне обручальное кольцо на десять минут, а? Срочно надо… Ну, не будьте вы жопами?
— Я, например, буду жопой. Мне пофиг. Кольцо не дам.
Я разозлилась на сестру. Что, вообще, за мерзкая привычка заходить ко мне в комнату без стука, в момент священной медитации?
Юлька, сожрав кружок консервированного ананаса, уже, видимо, достигла просветления, поэтому благодушно потрепала Машку по светлой головёнке:
— Гадать собралась, зассыха? На мальчиков-женишков?
Машка покраснела:
— Нет… Не совсем… Это Наташка придумала…
Наташка Калинина, Машанина подрушка, давно получившая в наших с Юлькой беременных кулуарах погоняло «Мишка Гамми» за толстую жопу и рост в метр триццать, подсадила мою двенадцатилетнюю систер на фанатичное поклонение группе «Иванушки Интернешнл». Подсадила плотно и безжалостно. Патамушта ей наверняка было очень скушно лазить в одиночестве по помойкам, выискивая обрывки газеты с фотографией Кирилла Андреева, которой кто-то ещё в прошлом году вытер жопу. И вот уже год моя младшая сестрёнка каждый вечер притаскивает домой ворох какой-то херни, среди которой я пару раз видела грязные полиэтиленовые пакеты с затёртыми лицами Иванушек, и развешивает добычу на стене. А потом сидит возле неё, и рыдает, наслаждаясь миазмами, и песней «Тучи, тучи, а тучи как лю-ю-юди». Зрелище, если что, капец депрессивное. Машку было жалко. Но не настолько, чтобы я погнушалась её отлупить за то, что она потеряла мой фотоаппарат за очередном концерте своих кумиров. Отлупила безжалостно.
И вот щас Мишка Гамми вновь затеяла, судя по всему, какую-то мерзкую фигню.
Я сложила руки на животе, и важно, как подобает старшей сестре, которой завтра-послезавтра уже рожать, сказала:
— Или ты мне щас говоришь, что за гадость выдумала твоя Калинина, или я встану, и ткну ей в лицо лыжной палкой. Ибо я её не люблю. Кстати, могу и побить.
Машаня насупилась, и решила ничего не отвечать беременной сестре, переключив своё внимание на обожравшуюся ананасами добрую Юльку:
— Ершова, дай колечко, а? Ну пожа-а-алста…
— На.Попрошайка…
Машаня взвизгнула, и убежала к себе в комнату. А я посмотрела на Юльку:
— Ну вот чо ты сделала, а? Щас Гамми Машку какой-нить херне научит. Мне Иванушек мало что ли? К тому же, даже подзырить нельзя, чо они там делать с твоим кольцом будут. Они дверь закрыли. Сучки.
Юлька вздохнула:
— Ну вот чо ты за человек такой? Тупой, жадный и недальновидный. Кто мне вчера рассказывал, что у тебя розетка из стены вывалилась, и теперь у тебя тут окно в Париж? То есть, к Машке в комнату.
Ыыыыыы! Точно! У меня вывалилась розетка. Старая такая розетка. Которая торчала в стене как прыщ на носу у подростка, и я завесила её пирсиццким ковром. Хотя ненавижу ковры на стенах. Но у мужа руки не доходили её перенести ниже, а розетка была сквозная. То есть, теперь у меня в стене получилась немаленькая такая дыра размером с блюдце, с прямым выходом в Машанину келью. Как я забыла?!
Мы с Юлькой переглянулись, и одновременно кинулись задирать персиццкий ковёр, с целью подзырить чо там за мистическое мероприятие Гамми затеяло.
Зырим в дыру. А там......
Горит свеча в виде абизьяны. Это у нас мама любит коллекцыонировать свечи в виде жывотных. Про себя я сразу отметила, что за сожжённую абизьяну Машке попадёт… Ну вот, горит абизьяна, отбразывая зловещие тени на развешанные по стене лица певунов Иванушег, а на столе стоит стакан с водой, над которым, трепеща, склонились Машка и Гамми, которые полощат в нём привязанное на нитку кольцо.
— Это чо? — шепчу я Юльке, — Они ё… у дались?
— Заткнись. Это они гадают, дура.
— А как?
— Ну ты чо, не знаешь что ли? Щас они будут херню разную спрашивать, а кольцо им отвечать будет?
— Чо, прям так и ответит?!
— Заткнись ты уже, а? Смотри. Щас поржём.
Ну, сморю. Абизьяна уже до половины сгорела, а Машка с Гамми всё сиськи мнут, в стакан зырят, и молчат. И вдруг моя систер, таким трупным голосом жрицы Вуду, ка-а-ак заголосит на ультразвуке:
— Колечко-колечко, скажы нам с Наташкой Калининой, мы выйдем замуш за Иванушек Интернешнл?
Я вздрогнула, и тут Юлька отпихнула меня от стены, сложила ладони рупором, и как завоет в дырку басом:
— НИХРЕНА-А-АААА!
На две секунды повисла пауза, а потом в тишине кто-то пёрнул. После чего девки побросали свои магические девайсы, и с визгом выскочили из комнаты. Гамми бежала и голосила:
— Маша! Это пришла Пиковая Дама! Щас нам всем настанет конец!
В унисон ей орала Машка:
— Калинина!!! Я не хочу умирать!!!
А мы с Юлькой, обхватив руками животы, и сложывшысь пополам, валялись на моей кровате, и выли от смеха. Ачо? Круто пошутили, между прочим. Вам бы фиг такое в голову пришло.
Через полчаса у меня начались схватки, и меня увезли в роддом. Досмеялась. Юльку, правда, увезли туда через три дня. Наверное, ананасов пережрала.
В роддоме я ржать прекратила. Часа на четыре. Не до этого было. Зато потом я ещё два часа развлекала медперсонал рассказом про пользу гаданий и дырку в стене.
А когда меня с Андрюшкой выписали домой — стена в Машкиной комнате была абсолютно пуста. Конечно же, я не удержалась, и спросила:
— Машк, а как же Кирилл Андреев и тучи как люди?
И, конечно же, Машка ответила:
— Иди ты в жопу. Вместе с Юлькой. Дуры старые.
А что ещё могла ответить мне МОЯ сестра?
Прошло десять лет…
По старой, давно заведённой традиции, укладывая сына спать, я десять минут сижу с ним на кровати, и рассказываю ему в темноте всякие байки из склепа. О том, каким он был, когда был маленьким, и всякое разное на эту же тему.
— Мам, — вдруг спросил меня сын, — а что ты чувствовала в тот день, когда я должен был родиться? Ну, ты волновалась? Ждала?
На секунду я задумалась, потом заржала, и ответила:
— Честно говоря, я ждала тебя на две недели позже. Но у меня же есть Юлька…
— Дальше можешь не расказывать. Я тебя люблю.
— Я тебя тоже.
— А тётя Юля — это чума-тётка… Ничо, что я так о ней?
— Ничо. Она не обидится.
— А ты мне завтра расскажешь, как Юлька выпила воду из стакана с бабкиной вставной челюстью?
— Ты же сто раз слышал.
— Ещё хочу.
— Расскажу. Спи.
— Сплю.
Я закрываю дверь в детскую, и улыбаюсь…
