Мы должны отпустить наших детей в жизнь

Если ты действительно хорошая мать, твои дети должны покинуть тебя.

Джозефин Харт

Мы обманываем сами себя, говоря — вот вырастет ребенок, потом мы его отпустим в самостоятельную жизнь. Потому что, чтобы отпустить детей в самостоятельность, надо увидеть их сильными, надо доверить им их собственную жизнь. Но чем дольше мы их не отпускаем, тем слабее и неприспособленнее они становятся. Как уж их отпустить!

— Отпусти свою дочь, — сказала мне однажды женщина, бывшая для меня тогда примером. Я действительно очень уважала ее, мечтала быть такой же — успешной, уверенной, состоявшейся. Она была для меня авторитетом в жизни. И вдруг — услышать от нее такое!

Она была у нас в гостях, и, проведя рядом со мной и дочкой вечер, уходя, сказала мне это.

— Отпусти ее. Ее надо отпускать. Во всем, в чем только можно, отпусти ее!

И я даже не нашлась сразу, что сказать. Я ведь только и старалась быть вместе. Я уже тогда меняла отношение к воспитанию, уже начала передавать дочери часть ответственности, учить ее каким-то практическим навыкам. Но отпустить ее? Как это — отпустить?

Это я и попыталась объяснить этой мудрой, цельной женщине.

— Тебя слишком много рядом с ней. Отступай, отходи, освободи ей пространство для жизни. Она должна сама жить, решать, выбирать. Я понимаю, тебе это сложно понять, принять, но подумай об этом. Отпусти ее…

Моя дочь училась тогда в шестом классе. Училась в интересной, творческой школе, где дети часто ходили в походы, ездили на экскурсии в другие города. Однажды, придя домой, она сказала:

— Мам, у нас на каникулах группа старшеклассников собирается в поход — на Кавказ, в горы. Обещали взять и шестиклассников. Мама, ты меня отпустишь? Мам, отпусти меня…

И первая моя мысль была — как я могу ее отпустить? В поход со старшеклассниками, да еще в горы, на Кавказ! Ее, домашнюю девочку, не приспособленную ни к каким тяготам жизни! Но просьба эта: «Мам, отпусти меня!…» И слова, недавно сказанные мне: «Отпусти ее!», сыграли решающую роль.

— Хорошо, — сказала я. — Ты пойдешь в поход. Я тебя отпускаю…

А потом были сборы — покупка рюкзака, кроссовок, продуктов, туристического оборудования. Потом было заворачивание вещей в целлофановые пакеты: «Мы будем переходить горные реки, чтобы вещи не промокли, если в реку упадешь», — объясняла мне дочь, а я с трудом держала себя в руках, чтобы не сказать: «Никуда не поедешь…»

Потом было самостоятельное укладывание этого огромного рюкзака. «Так, чтобы ничего не стучало, — говорила мне туристка“, — чтобы все вещи были притерты друг к другу, тогда больше вещей поместится, и рюкзак будет правильной формы, не будет набок заваливаться».

Потом было пробное хождение по квартире с этим рюкзаком, в котором чудом были «притерты» друг к другу и спальник, и теплая куртка, и одежда, и еда, и смена обуви — куча чего-то очень необходимого в походе. И я с ужасом смотрела на мою детку, с трудом передвигающуюся с этим рюкзаком по квартире… А как она будет ходить с ним по горам да еще переправляться через горные реки?!

Потом, за десять минут до выхода из дома, моя шебутная дочь передумала надевать кроссовки, в которых хотела ехать, и решила достать вторые, сменные, которые лежали на дне рюкзака. Поэтому все содержимое рюкзака она просто вывалила на пол, и за неимением времени просто запихнула обратно все вещи, не беспокоясь, чтобы все было притерто и не стучало!

И по пути на вокзал ее бесформенный рюкзак весь грохотал и заваливался набок. И я думала, успокаивая себя: ничего, она в поезде все переложит!

А я до самого вокзала так и мучилась — нормальная я мать или ненормальная, что отпускаю двенадцатилетнюю девочку в поход на Кавказ…

А потом была неделя тишины. И моих тревожных мыслей — как она там? Никаких мобильных телефонов тогда не было.

А потом она вернулась. И тишина кончилась. Потому что она рассказывала, не умолкая, несколько дней — все с момента посадки в поезд. И я только слушала, потрясенная этим бурлением жизни, эмоциями, реальными приключениями. И иногда за сердце рукой хваталась.

— Мы его ночью, мам, этого дядьку пьяного противного, который нам все замечания делал в поезде, к матрасу пришили.

— Как это — к матрасу пришили?

— Так и пришили. Взяли нитки с иголкой, и пока он спал, мы его одежду к матрасу и пришили…

— И что же дядька, когда проснулся? — лепетала я.

— Он так смеялся, мам, когда понял — почему матрас вместе с ним встает и он от него никак отделаться не может!

— Но ведь он мог на вас разозлиться! Мог вас обидеть, мог даже ударить! — говорила я, понимая, что поздно уже что-то говорить.

— Не, мам, он, пришитый к матрасу, ничего не мог… — безмятежно говорила дочь, и я успокаивала себя — мол, дело прошлое, все ведь хорошо закончилось.

Успокаивалась до очередного рассказа — как упала она все-таки в горную реку и промокла в ледяной воде сама и вещи в рюкзаке промочила. Как замерзли они ночью на каком-то перевале, как соединяли спальники, чтобы спать было теплее. Как была она дежурной и готовила на костре кашу на всех.

— Ты готовила кашу на костре? — переспросила я. — Ты умеешь?

— Уже умею, — смеялась дочь. — Там не спрашивают, умеешь ты или нет. Ты дежуришь, ты и готовишь, — отвечала она.

Она приехала какая-то другая — более взрослая, смелая, самостоятельная. Она приехала уважающей себя, потому что увидела, что может проходить большие расстояния с тяжелым рюкзаком на плечах, ставить палатку, готовить еду. А сколько эмоций она получила от общения, красоты природы, песен под гитару, каких-то творческих конкурсов, которые они проводили.

С тех пор моя дочь ежегодно ходила в походы, ездила в поездки по другим городам, это стало нормой нашей жизни — ее самостоятельные «уходы» в жизнь.

Потом, когда я сама стала ходить в такие походы и начала уезжать на природу, она делилась со мной опытом «походника».

<o:p> (Маруся Светлова «Искусство быть родителем»)</o:p>

<o:p></o:p>