Я задумываюсь – какая ты? Какие у тебя глазки, носик, щечки, губки. На кого ты будешь похожа? Я знаю, ты будешь красивой девочкой, или симпатичной, или харизматичной, но для меня самым дорогим человечком, какой бы ты ни была. Хочется ли мне, чтобы ты была похожа на папу? Не знаю, девочка моя. Может от папы тебе пригодится стройность. А что можно взять от мужчины, от его красоты дочке? Пусть у тебя будет его внутренняя красота, его душевность, доброта, терпеливость и смирение, стойкость. Мы уже передаем тебе своими генами черты лица, свои знания, свои характеры. В тебе переплетаются наши жизни, но Бог творит тебя единственной. Такой девочки не будет больше ни у кого, и нигде, и никогда. Ты единственная.
Странно, но мне никогда не приходило в голову точно также подумать о себе. У меня даже не хватило ума понимать и принимать своих родителей такими, какие они есть. Мне казалось, не потому что я единственная, а потому что я эгоистичная, что они – мои родители – должны быть такими, какими хочу видеть их я, должны поступать так, как я себе это представляю, должны любить меня так, как я считаю нужным. Мне удивительно, что мое Я, мое ЭГО, забило куда-то глубоко осознание того, что я – это они, что во мне их черты, знания, характеры. Что я от них, и уж точно не первична. И что это мне, дочери, нужно понимать их жизни, а не подстраивать их жизни под себя. 36 лет. Самостоятельная жизнь. Конечно, я не помню себя в животике, не знаю ожиданий мамы и папы. Как они ждали меня? Сейчас моя мама может мне рассказать некоторые моменты, а я, к своему стыду, даже не могу вспомнить, как я носила сына. Мне тогда было 19-20 лет. О чем я думала? Почему такая коварная штука память, все стерла, и теперь даже трудно понять саму себя. Я думаю, что с Пашкой, я просто жила осознанием, что это правильная жизнь: влюбиться, выйти замуж, переехать к мужу, родить ребенка, выучиться, понимала, что так должно быть у всех- семья, значит ребенок… Я помню, что очень хотела ребенка. Жизнь, и потому я в ответе. И все старания были направлены на то, чтобы все было правильно – на 5. Сейчас мне кажется, что я его недолюбила. Что могла бы дать ему больше тепла. А может не помню… Но видимо, любила тогда так, как умела, как могла. Вот так я думаю о своих родителях, что меня они недолюбили, но ведь любили так, как могли, как умели, как диктовал им их жизненный, совсем юный опыт.
Как тебе там, у мамы, в животике? Удобно ли, вкусно, всего ли тебе достаточно? Знаешь, а я слышала твое сердечко. На УЗИ. Даже не поняла, что это твое, пока врач мне не сказала – слышите? Да! Я слышу… и знаю теперь, что это твое. Ты моя маленькая, уже такая большая, что бьется твое сердечко. И такая радость, такое счастье! Я помню этот ритмичный стук - тудуф-тудуф-тудуф-тудуф… Он у меня в памяти, и я могу слушать его, когда захочу. Наверное, я только тогда осознала, что ты у меня есть, что во мне бьется жизнь. У меня есть знание и факты – тест, узи, гинеколок, а мне еще очень нужно осознать, прочувствовать тебя душой. Я, еще только мечтая о тебе, представляла себе, как ты сидишь у Бога на небесах, болтаешь ножками с пышного облачка, и ждешь момента, когда Боженька скажет – пора. Я уже тогда ждала этого «пора», ждала тебя. Я не знала, когда это случится, когда тебя отпустят к нам, в жизнь, и надеялась. Мне очень хочется почувствовать тебя кожей. Жду твоего первого, ощутимого мной, шевеления. Я так боюсь его пропустить, перепутать с процессами своего пищеварения. Но я бдительна. Жду этой нашей игры в угадайку, что ты мне показала? – ручку, ножку, локоток, головку, попку. Ты еще очень маленькая. 8-9 недель. Бубочка наша. Это мама у тебя нетерпеливая. Я все прикладываю руку к животику и жду, могу просто гладить животик. Пусть ты там где-то еще совсем внизу, а животик у меня большой, но это твой домик, пусть ему будет приятно. Мне так хочется показать тебя папе и братику. Но ты не спеши, расти как тебе нужно. А мы здесь, мы рядышком и подождем.
Вспомнила, как после больницы, когда я лежала на сохранении, меня повели на УЗИ. Я тогда еще не была ни разу на такой процедуре. Было весьма любопытно. Мамы ведь не видят деток в животике, но так хотят знать какие они. И помню, как врач сказал – ребенок живой. Я почему-то переспросила – живой?, что вызвало улыбку у врача – а вы какого хотели? До сих пор вспоминаю с улыбкой. От растерянности и не такое скажешь! А какая радость, что крошечка твоя жива, растет, здоровенькая…
Жаль мужчин. Им можно только догадываться, что происходит у нас внутри. Как мы живем, как чувствуем, что значит, когда в тебе жизнь, они не могут понять. А мы – женщины, не всегда можем об этом рассказать. Получается что это наше, сокровенное, что бережешь от всех, но оставляешь наслаждаться себе.
А если ты не девочка? Тогда мне придется извиниться перед тобой, сынок, за мои грезы. Когда у меня в животике рос твой братик, я почему-то знала, что это мальчик. Ладно, пусть пока все будет так, как есть. Всему свое время. Ты, главное, расти.
