Сегодня я решила поближе познакомить читателей со своими бабушкой и мамой – царствие небесное Татьяне и Валентине.
Разница в возрасте у них была почти сорок лет. Внешне разительно отличались: мама – мелкая пичужка с тонкими чертами лица; бабушка, папина мать, напротив, крупнокостная. Мама – учительница, бабушка – крестьянка. Мама делала причёску, надевала платья; у бабушки – юбка, кофта, фартук, на голове платок. У мамы чистая правильная речь, у бабушки – сплошь местный диалект с примесью устаревших слов.
Бабушка была отличной хозяйкой: пряла пряжу, стригла овец, толкла в ступе просо, пекла хлеб, ставила квас – и делала многое другое. А мама всему училась у свекрови, потому что её родители погибли.
И вот эти женщины, такие разные, не просто уживались, а строили свои отношения в полной гармонии. Они постоянно о чём-то говорили, иногда умирали со смеху, а то вдруг переходили на шёпот, шмыгали носами.
Бабушка не выдерживала долгой тишины, даже когда мама садилась писать учебные планы – начинала:
– Вальк, что хотела успросить, а то ить забуду…
Всегда с нетерпением ждала свою «Вальку» с работы. Они вместе садились за обеденный стол и делились новостями за полдня, как за неделю.
Если и случались разногласия, то не для детских ушей. Как-то мама наказала младшего сына, и бабушка ей:
– Валь, дюжа ты с ним строго.
А мама указала ей глазами на меня и приложила палец к губам.
Надо сказать, что такие тёплые, доверительные отношения сохранялись и при ненастной погоде в доме, которая устанавливалась из-за моего отца-алкоголика. Его запои становились всё продолжительнее и случались всё чаще, со скандалами и дебошами. Мы оказывались на улице и в мороз, и в слякоть. Помню, сидит мама и плачет, а бабушка положила ей руку на голову и говорит:
– Валь, что же ты голосишь, ить табе вон тока мужик! Его и поменять можно. Это сына не поменяешь. А я не голошу, сатану не тешу.
А мама ей в ответ:
– Прости, мам, я не подумала, что тебе ещё больнее.
Они всегда находили друг для друга самые нужные слова. Лишь когда я стала взрослой, когда у моей мамы появилась невестка, я осознала, что мои бабушка и мама – свекровь и невестка. Я ведь и мысли не допускала, что они не родные.
Бабушки не стало, когда мне было десять лет. Утром она сказала, что умирает. Как узнала? Маме сказала:
– Ты, Валь, тоже в своё время узнаешь. Я сама приду, скажу тебе, когда пора. А сейчас о жизни и о детях думай.
На закате бабушки не стало, но она, пока была в сознании, успела сказать маме о своём сыне:
– Валь, брось его, не мучайся.
Потом маму перевели в другую школу, и мы уехали. Мы с ней жили вместе, почти не разлучаясь. Как-то она сильно заболела – отравилась. Я, тогда ещё школьница, запаниковала, но мама успокоила:
– Не бойся, я не умру, – и рассказала сон.
Как будто пришла она к своей покойной маме, а та лежит на кровати и приглашает дочь прилечь рядом. Только моя мама улеглась, заходит бабушка Таня, берёт её за ноги и со словами «Чего улеглась? Ещё не пора!» стаскивает с кровати.
А когда пришла пора, бабушка предупредила маму за три дня. Был четверг. Рано утром я проводила мужа на работу, дочь – в школу. В большой комнате спал приехавший на побывку из армии сын. Я торопилась на работу. Мы с мамой, как всегда, сели пить чай, а она на меня не смотрит, вид потерянный, в словах обречённость:
– Я бабу Танюшку во сне видела… Страх сковал мне все внутренности, но нашла силы выдавить из себя: «Может, погода переменится?» А она: «Да, дочь, теперь у тебя всё переменится».
После моего ухода она разбудила внука и повела к нотариусу. Два дня прошли в очередях и суматохе по оформлению дарственной на квартиру. В субботу – стирка, уборка. В воскресенье она тихонько оделась, пока мы ещё не встали, ушла на автостанцию, села на лавочку и умерла.
Я знаю, почему она так сделала. Двумя месяцами раньше, в сентябре, у нас на даче зацвела веточка на вишне. Всем было интересно, только мама сказала:
– Глянь, дочь, а ведь это к покойнику. Либо я эту зиму не переживу.
И добавила, чтобы я не плакала, не пугалась, что смерти она не боится, а боится своей смертью напугать ребёнка – моей дочери было тогда десять лет, они с бабушкой спали в одной комнате.
Даже перед уходом из жизни эти удивительные женщины не растворились в своём страхе, а думали о ближних.
Не могу не вспомнить ещё о двух случаях.
У моей мамы было три брата. И вот младшему приснился, что с неба упал и разбился самолёт. А утром принесли телеграмму о похоронах старшего брата. Когда младший во второй раз увидел тот же сон, сразу поехал к среднему брату, но в живых его уже не застал. Все братья – военные офицеры, но к лётным войскам отношения не имели.
Второй случай. Моя свекровь похоронила старшего сына, не предав земле. (Последнее действие после отпевания и после того, как с усопшим простятся все провожающие: тело полностью накрывается покрывалом и по нему крестом насыпается земля; по символике – прах возвращается в землю, потому земле и предаётся. – Ред.) Об этом из разговоров на лавочке узнала одна верующая, она только спросила, как звали погибшего. Моя свекровь сама крещёная и детей крестила, но крестика не носила, икон не имела, в церковь не ходила.
Мы жили недалеко друг от друга, и я к ней часто заходила. Она рассказала, что видела во сне Володю маленьким на коленях у чужой бабушки. Пока мы думали-гадали к чему бы это, пришла та верующая женщина и сказала, что предала земле раба божьего Владимира заочно, через умершую в их селе старушку.
Какое-то время моя свекровь сидела с остановившимся взглядом и приоткрытым ртом. Потом спросила, как была одета покойная. Одежда до деталей совпала с той, что она увидела на старушке во сне…
Пользуясь случаем, хочу пожелать бывшим коллегам и ученикам Валентины Терентьевны Ениной, уроженцам и жителям села Берёзовец Поныровского района Курской области, читателям и сотрудникам газеты «Моя Семья» крепкого здоровья, пусть вам снятся цветные, радостные сны.
Я уехала из родного села в 13 лет, это был очень болезненный разрыв. За прошедшие 45 лет село, конечно, изменилось до неузнаваемости. Жаль, что эти изменения прошли без меня.
Хотелось бы рассказать довольно странную историю, случившуюся со мной несколько лет назад.
На дворе уже стоял июль: жарко, я бы сказал, невыносимо, осадки выпадают крайне редко. В середине месяца я решил навестить бабушку, которая живёт в небольшом посёлке далеко от города. Поехал вечерним рейсом на маршрутке моего старого приятеля, пассажиров было немного.
Оставались какие-то полчаса езды, как вдруг водитель остановил транспорт и заявил, что маршрутка сломалась и на её починку уйдёт не менее двух часов. Мы находились в лесу возле старой остановки, до деревни 10–15 километров. Нужно было ждать окончания ремонта или брести пешком. Но пешком идти было невозможно – жарко, душно, плюс очень сильно устали, поэтому все пассажиры, включая меня, присели на лавочку у остановки.
Спустя несколько минут я, как и все пассажиры, услышал в кустах шорохи. А потом на дорогу вышли двое маленьких детишек – девочка лет шести и мальчик лет четырёх. Одеты они были в грязные оборванные рубашки. Когда подошли чуть ближе, их очертания стали видны лучше: лица изувечены, в крови, у девочки не было глаз, у мальчика – носа. Да и остальные части тела у них были нещадно истерзаны, из ран сочилась кровь.
Когда я, оправившись от шока, повернулся к остальным пассажирам, обнаружил, что ни их, ни водителя маршрутки, ни самого автобуса на месте нет. Все испарились, должно быть, вместе с детьми.
Дальше всё происходило как в тумане: быстро и непонятно. Не очень хорошо помню, как добирался сквозь лесную чащу до бабушкиного дома, как выпил чашку горячего чая и вырубился.
Наутро в голове посвежело, и я рассказал бабуле о случившемся. Внимательно выслушав меня, она поведала мне историю, которая произошла в этих краях около двадцати лет назад.
Оказывается, одна молодая женщина привезла на ту самую остановку двух маленьких детей и оставила их ночью на произвол судьбы. Через несколько дней грибники нашли их разорванные тела. По версии сотрудников правоохранительных органов, их разорвали волки. Мать ребят быстро разыскали. Свой поступок она объяснила тем, что не могла их прокормить. Женщину посадили в тюрьму на довольно долгий срок.
Теперь всё стало ясно, но меня до сих пор волнует вопрос: куда же подевались пассажиры и водитель, с которыми я ехал?
Из письма Вадима Попова
Года два назад мы с подругой поехали в дальнюю деревню, услышав о том, что там живёт женщина-экстрасенс. Уже многие из нашего посёлка к ней съездили, после чего пошла молва, что эта женщина говорит о человеке всю правду. Мы с подругой обе разведены, у обеих по четверо детей, естественно, и проблем много.
Взяли деньги, гостинец, наняли машину. В деревне нашли нужный дом, заходили по очереди: сначала подруга, затем я. Женщина по национальности башкирка, не всегда можно понять, что она говорит, поэтому мы в качестве переводчика позвали подругу Рамзию, поскольку она татарка, а языки этих народов очень похожи.
Я расспрашивала экстрасенса о своей семье, детях, задала вопрос, зачем муж мой ушёл к другой, и так далее. Вдруг среди беседы она мне говорит:
– Как приедешь домой, сразу дай хаир (милостыню), иначе погибнет мужчина, который любит тебя больше тридцати лет.
Я улыбнулась. Говорю, что у меня нет никого, после развода живу одна с детьми и ни с кем не встречаюсь. Она мне снова разъясняет, что в молодости бегал за мной парень и замуж предлагал.
– Ты не верила, убегала от него и даже однажды ударила по щеке. Вспоминай, – говорит. – И дай за него хаир, иначе он погибнет в автокатастрофе.
Мы с Рамзиёй удивлённо переглянулись, я говорю:
– Да никогда и никого я не била по щеке, тем более парней. Я всегда была тихой и скромной девчонкой.
«Наверное, она что-то путает», – с такой мыслью я поехала домой, не веря в то, что мне сказали. И всё же решила дать хаир, как велела экстрасенс, сразу, пока не забыла в домашней суматохе.
Я работаю продавцом в магазине, с утра или поздним вечером бывает, что покупателей нет. От нечего делать стала брать с собой личные дневники. Думаю, перечитаю напоследок и сожгу. И в этих записях я действительно нашла строки о той пощёчине.
Мне было лет 18, шла с танцев домой, за мной увязался провожатый – местный парень по имени Венер. Он ещё в 10-м классе говорил, что любит меня, но я не верила, хотя он мне и нравился: высокий, стройный парень, похожий на актёра Александра Абдулова. За ним бегали очень многие девчонки, а он ухаживал за мной. Думала, что это у него несерьёзно, поэтому старалась к нему не привыкать. В тот вечер после танцев он долго не уходил домой, мы стояли на улице возле моего дома, было холодно, в придачу пошёл дождь. Мне ночным поездом нужно было ехать в Уфу, а утром – на занятия в училище. Венер не хотел этого понимать, вот тут-то я его и ударила, а он в ответ:
– Бей, бей, всё стерплю, потому что люблю тебя, эгоистку и дурочку! – и ушёл, обидевшись.
Если бы не мои дневники, не вспомнила бы. Значит, я действительно однажды ударила человека по щеке. И выходит, что он меня любил и это были не пустые слова.
Два года назад исполнилась круглая дата, как мы окончили школу. Обычно встречаемся с одноклассниками, о чём мне заранее сообщают. А тут тишина. Написала письмо однокласснице (уже 20 лет живу в другом районе, не там, где училась в школе) и спросила в письме, почему меня не позвали на встречу.
Оказалось, что встречи не было, собрались провести её в следующем году. Потом просто пригласили меня в гости, и я поехала, хотя работы дома много – огород, скотина, работа в магазине, уход за детьми. Пятнадцать лет там не была и столько же времени не видела одноклассников. Посёлок большой, но все друг друга знают. Само собой, в тот же день услышала все новости. Услышала и о Венере: ехали в авто четверо мужчин, он сидел за рулём, столкнулись с большой машиной – все насмерть, кроме Венера.
Вот и не верь после этого экстрасенсам.
Так хотелось рассказать обо всём этом подругам и одноклассникам, но побоялась, что они меня не поймут. Получается, что Венер остался жив благодаря мне и женщине, которая предупредила об аварии. А если бы я не поехала к ней в деревню, чтобы узнать о своих делах? Случилось бы страшное. Почему экстрасенс не попросила за тех троих дать милостыню, может, и они остались бы живы? Как она увидела всё это заранее?
Но это ещё не всё. Потом был сон – не сон, до сих пор не пойму, вроде спала, но всё чутко слышала.
Видела Венера в реанимации после той аварии. Зашла в палату, а там белая ширма, и голос мне говорит: «Пройди дальше, он на койке лежит. Поговори с ним, ему сейчас как воздух, как лекарство нужно общение, подойди к нему». Про себя думаю: «Тридцать лет не виделись, о чём мне с ним говорить?» – и тихонько ушла из палаты, пока Венер не увидел.
В следующую ночь увидела продолжение. Будто снова захожу в эту палату, те же стены и ширма, снова голос уговаривает пройти к Венеру, мол, столько лет не виделись, хоть поговори с ним немного, он будет очень рад. До него всего несколько шагов. Думаю про себя: «Я уже не та молодая девчонка, что осталась, в его памяти, да и говорить не о чём, разве что о его травмах». Тут слышу, он за ширмой с кем-то разговаривает, обрадовалась, что не один, что его, наконец, навестили. Облегчённо вздохнула и со спокойной душой ушла из больницы.
Очень хочется снова попасть к женщине-экстрасенсу и рассказать ей об этом, но что-то не пускает. Видимо, пока и не надо. Но этот интересный случай так и не выходит из головы.
Мне 56 лет, к жизни отношусь по принципу: «другие хуже живут – и то ничего, а мне грех жаловаться». Решила представить вашему вниманию случай из своей жизни. Дело было так.
В двухтысячных годах по воле случая, а вернее – из-за халатного отношения к жизни, оказались мы с мужем и сыном-семиклассником в одном маленьком симпатичном подмосковном городке. Были намерены обосноваться там, как говорят, имели виды на жительство. Сами мы из Сибири. Опущу подробности о наших хлопотах и неудачах, нами же созданных. Это тоже интересно, но тема у меня другая.
После долгих поисков нам удалось найти дом; хозяйка сдала нам его за символическую плату. Договорились, что муж заработает в Москве денег и мы этот дом выкупим. Ну, муж уехал, остались мы с сыном.
Дом оказался очень старым. Хозяин тоже был старый человек, умер за несколько лет до нашего вселения. Говорили, что мужчина он был непростой, с тяжёлым характером, прожил нелёгкую жизнь.
Возле дома находилась огромная свалка, мы её вскоре убрали, и на этом месте зазеленела трава. Я обратила внимание, что в доме ни мышка не промелькнёт, ни паучок или ещё какая букашка – никакой живности нет. До лета ни одной мухи в доме не увидели. Хотя в доме долгое время никого не было, где-то гнильцой пахло, а с нижнего этажа – и сыростью. Опять же, кота завести смогли только с четвёртой попытки – не приживались.
Мы с сыном занимали две комнаты, а остальные четыре пустовали. И вот мы обратили внимание на такие странности: дверь открываем, входим, а закрыть не можем, как будто её кто-то из коридора держит. Если же мы дома, дверь сама открывается и закрывается со стуком, как будто кто-то вошёл или вышел. А то вдруг ясно слышится неразборчивое бормотание и покашливание, шарканье шагов. Это очень удивляло, но страха не было. В один момент, когда я начала падать, почувствовала, что меня кто-то поддержал, и не упала.
Одним летним утром я открыла створки окон и принялась за уборку. И вдруг слышу громкий и отчётливый женский голос: «Галя, Галя, ты дома?» Подумала, кто-то из соседок зовёт, подошла к окну, к другому – улица в обе стороны совершенно пуста. Снова слышу: «Дома, дома, Галя дома», – и смех женский, мелодичный.
Я в то время изучала Библию со свидетелями Иеговы. Ко мне приходили две прекрасные женщины, две Лены. При изучении Библии правильно трактуются различные жизненные ситуации. Так совпало, что в то время мы говорили о мистике, гаданиях и магии. Как к этому относиться с точки зрения Библии и так далее.
И вот во время нашей беседы мы втроём отлично услышали, как открылась и закрылась дверь. Одна из Лен сказала:
– Павлик пришёл.
Я ответила, что никто не пришёл. Она выглянула проверить и вернулась с изумлением на лице. Больше мы к этой теме не возвращались и никак её не комментировали. Но мои Лены с того дня во время занятий прислушивались ко всяким звукам в доме. Причём никак это не комментировали и не объясняли.
Так мы прожили полтора года, соседствуя неизвестно с кем. Кстати, ночами нас ничто не беспокоило.
Соседи и коллеги советовали пригласить священника, но я не смогла бы заплатить ему, мы были очень стеснены в средствах. На поведение домового как-то не очень было похоже. Я с ним постоянно разговаривала, угощение ему оставляла, не думаю, что это могли быть его проделки.
Однажды наш «некто» очень активизировался, мне даже пришлось возмутиться и строго отчитать его. На следующий день приехала хозяйка за квартирной платой, и я ей рассказала о наших чудесах. Она ответила:
– Это и неудивительно, ведь вчера у отца был день рождения.
От неё я узнала, что в доме жили четыре семьи. Отец выкупил у двух семей их квартиры. Много лет прожил один, ни одна его мечта в этом доме не сбылась. Ничего не выиграла и старушка, которая заупрямилась и не продала ему свои метры. И она по какой-то причине в этом доме жить не стала.
А я так хотела выкупить дом, постепенно отремонтировать его и жить долго и счастливо. Но за несколько дней до Нового года нам сообщили, что моего мужа убили в Москве. Сын после такого известия был в очень плохом состоянии. Мы срочно выехали в Сибирь.
Дальнейшая судьба дома мне неизвестна. Мы живём на родине, в своём городке, но я часто вспоминаю «тайны мадридского двора», наше странное пристанище на чужой стороне.
То, что с нами происходило, подтверждает мнение, что дома, как живые существа, делят со своими хозяевами радости и горе и даже «наследуют» некогда кипевшие в них жизненные страсти. Однако было бы понятно, если бы это открылось кому-то близкому, дочери, например, или даже бывшим соседям. Но ведь мы с сыном абсолютно посторонние люди. Что и почему хотел «сказать» дом именно нам? Непонятно.
Там во дворе у сарая стояла под стоком огромная бочка. Деревянная, очень старая, в неё набиралась дождевая вода. Бочка никогда не пустовала, но во снах я часто видела эту бочку именно пустой. Мне уже тогда было понятно, что и нам в этом доме тоже не придётся жить. Так оно и вышло.
Хочу сказать, что я далека от мистицизма, трезво оцениваю проявления жизни. Но то, что случилось с нами, – чистая правда.
Семь лет прошло с тех пор, как погибла моя подруга и соседка. Всё это время рвалась написать о ней, но не могла. В первое время говорить о её смерти было тяжело – душили рыдания.
Она поселилась в соседней квартире в начале двухтысячных. Скромная, улыбчивая женщина по имени Хураман. Азербайджанка, родившаяся в Грузии, злой волей судьбы попала в наш огромный город. И мегаполис, жестокий к приезжим, перемолол и проглотил её.
Хураман поначалу не очень охотно рассказывала о себе. Но постепенно разоткровенничалась. Вышла замуж вопреки воле родителей. Муж оказался человеком недостойным: злобным, ленивым, ветреным.
– Всё искал удачи, затевал какие-то грандиозные дела. Обещал золотые горы. А я моталась за ним по всему бывшему Советскому Союзу. И рожала ему детей, – рассказывала она.
Было у неё две дочки – старшая и младшая. «А серединка моя умерла», – это ещё об одной девочке.
О том, как нещадно бил её муж-наркоман, как ненавидела свекровь, как выгнал из дома отец, когда примчалась укрыться, искала защиты, – обо всём этом Хураман не рассказывала, об этом я узнала позже, после её гибели.
Мы славно общались по-соседски. Говорили о жизни, о детях, о работе. И если готовили что-то вкусное, спешили друг друга угостить.
Устав гоняться за призрачным семейным счастьем, Хураман осталась в нашем городе и с помощью земляка устроилась в военную часть библиотекарем. Ей бы стать матерью большого семейства, жить под защитой доброго, сильного мужа, а не ходить в грубой военной форме. Ну да ничего не поделаешь. Женственная и улыбчивая, нежная и искренняя, она очень страдала от зла и несправедливости. Военная часть – не институт благородных девиц. Народ грубый, интриги, подсиживание, пьянки, аморалка. Обо всём этом рассказывала как-то вскользь, но чувствовалось – неуютно ей среди вояк.
Только однажды призналась, что даже плакала, когда одного парня- музыканта выживала из части злобная начальница.
– Она сама хотела быть дирижёром оркестра, вот всячески и вредила ему. А он человек хороший, мне его очень жалко.
Где же это видано: баба – военный дирижёр? Разве такое бывает?
Несладко было Хураман и среди земляков, и дальних родственников.
– Понимаешь, безмужней и бедной быть у нас очень стыдно. Каждая укусить норовит.
Ещё как понимаю!
Придёт с работы, девочек своих обиходит, быстро сварит, постирает и ложится на диван. Как ни приду, плохо ей. Тоскливо.
– Ну что же ты грустишь? Сходи в азербайджанский культурный центр. Наверняка знакомых встретишь. Работу поменяй! У тебя ведь дар божий – любой ресторан тебя с руками-ногами оторвёт! Ну же, взбодрись!
О том, какой чудесной кулинаркой была Хураман, можно рассказывать долго. «Лучше всех на свете готовит моя мама», – утверждали мои мужья. Впрочем, я сама могу сказать так и о своей маме. Однако моя соседка Хураман не просто готовила, она была волшебницей грузинской и азербайджанской кухни! Кудесничала лучше всех мам, честное слово!
До сих пор не знаю, как это у неё получалось. Но кефирный суп с зеленью или чебуреки на сухой сковороде, хинкали или пончики с сахарно-крахмальной начинкой – всё было сказочно вкусно. Не говоря уже о фаршированных перцах, варениках, тушёной капусте. Вот я вроде бы так же делаю, но получается обыкновенно. А у Хураман – пальцы откусишь. Даже самая простая, незатейливая стряпня выходила из-под её рук вкуснейшим шедевром.
Так вот, я всё пыталась расшевелить подругу, не догадываясь, что у неё просто нет сил. Хураман грустно улыбалась, обещала что-то поменять в своей жизни. И снова ложилась на диван. Чувствовалось, что-то тяжёлое, роковое давит на женщину и не даёт ни расправить плечи, ни встряхнуться.
Однажды стучится с блюдом в руках – хинкали с сыром. Угощает, а сама глаза счастливые прячет: «Ты не посидишь с моей дочкой? У меня гость». Да, конечно, сколько угодно посижу! Обрадовалась я за подругу, кто-то появился, пусть у неё будет хоть капелька радости. Только ни о чём не расспрашивала.
Однажды в апреле она сказала:
– Я собралась в Астану на три-четыре дня. За детьми приглядите?
«Наверное, к тому мужчине, что к ней приезжал», – подумала я.
– Конечно же, приглядим, поезжай со спокойной душой! И я пригляжу, и дочка моя!
Девочки – одна во втором, другая в седьмом классе – без мамки ночевать не боялись, да и мы рядом, через стенку. Каждый день по нескольку раз загляну: «Всё нормально у вас?» А на вечернюю проверку дочку свою посылала, она им сказки на ночь рассказывала.
Возвращается Хураман из столицы, а на ней лица нет. Вот было лицо, когда уезжала, а сейчас – одна маска, бледная и скорбная.
– Как съездила?
– Неважно.
«Наверное, свидание было неудачным», – решила я и больше не спрашивала.
Только стала мне моя подруга сниться каждую ночь, почему снится, непонятно, ведь живём через стенку. Жизнь у меня суматошная, хлопотливая, порой и пообщаться нет времени. А всё равно стукну в дверь: «У вас всё в порядке?» – «Да!» – «Ну и слава богу!»
Только почему ты мне всё время снишься, Хураман?
Однажды служащие военной части поехали на автобусе в соседний городок, в другую военчасть. А на обратной дороге автобус сломался. Пока чинили, пока то да сё, у Хураман очень спина заболела. Она последнее время у неё сильно и часто болела. И обратилась она к солдатику, сидевшему на широком заднем сиденье:
– Пересядь на моё место, вперёд. А я лягу. Сидеть невмоготу.
У проезжавшего мимо КамАЗа оторвался тяжёлый прицеп с песком. И врезался в стоявший на обочине военный автобус. Многие служащие получили ранения. А моя подруга погибла мгновенно, потому что лежала на заднем сиденье.
Хоронить её повезли на родину. А перед этим гроб с телом привезли к подъезду нашего дома – попрощаться. Вся их диаспора пришла. Бабы выли и заламывали руки: «На кого ты девочек своих оставила?!» И дочки её тут же, испуганные, плохо осознававшие, что же случилось. Плакали и мы, соседки. Подошли военнослужащие – весь коллектив части. Говорили хорошие слова, обещали не забывать сирот. Казённые слова, одним словом. Но одна девушка сказала очень искренне: «Хураман была чистым и светлым человеком».
А потом предложили всем присутствующим, а это были в основном мусульмане, вознести коллективную молитву. И как только полторы сотни людей воздели руки к небу, на наш двор в течение минуты пролился прохладный нежданный дождик. Стоял совершенно ясный, солнечный день, на небе ни облачка, а дождик пролился только на наш двор! Это Хураман прощалась с нами? Или небеса оплакивали её? Или такова сила коллективной молитвы?
Господь оградил её от долгой, мучительной смерти, послав этот страшный прицеп с песком. Ведь тогда, в апреле, она действительно ездила к своему любимому. А он водил её к профессору, который поставил Хураман страшный диагноз. Два месяца жила она с этим грузом, пока наверху не решили: хватит, в этой жизни ты уже настрадалась, уходи досрочно.
И старшей дочке за пару дней до материнской гибели снился сон: «Я уезжаю из этого ужасного города навсегда», – говорила в нём Хураман.
Семь лет прошло с тех пор, как погибла моя подруга. Больше она мне ни разу не снилась. Но не было дня, чтобы я о ней не вспомнила. Очень хочу верить: если он есть, другой мир, – ей там хорошо и спокойно.
Недавно я ездила в гости. Оставалось две недели отпуска, села в обычный поезд и покатила. Всё как всегда. Устроилась на своём месте, какое-то время глядела в окно – над холмами просыпалось солнце. Пассажиров в вагоне можно было пересчитать по пальцам, мало народа катается в это время. Напротив меня, тоже на нижней полке, ехала попутчица, которая трещала без умолку. Женщина с первой же минуты предупредила меня, что у неё клаустрофобия, поэтому она будет говорить долго и нудно. Своё обещание она выполнила.
Я после недельной бессонницы слушала попутчицу вполуха. А потом и вовсе легла, отвернулась, уснула. Женщине в одиночестве расхотелось говорить, и через какое-то время она угомонилась. Я спала почти весь день. Душа моя радовалась перерыву в трудовых буднях, я блаженно наслаждалась сном.
Поздно ночью мы проехали Казань. Впереди по расписанию было несколько небольших остановок, а утром мы должны были прибыть в Москву.
Потом поезд остановился буквально минуты на три, и в вагон вошли пассажиры. Их тени промелькнули неслышно, люди прошли в конец вагона и, стараясь не шуметь, занимали свои места.
Я проснулась, переползла на край лавки и посмотрела на табло. Часы показывали 02.15.
На боковом сиденье напротив меня за складным столиком сидела старушка в тёмно-коричневом пальто, пуховом платке и войлочных сапогах. Она вглядывалась в темноту вагонного стекла. Её руки лежали на столике и в такт мыслям отбивали медленный ритм. Видимо, она вошла на одной из маленьких станций, пока я спала.
Старушка посмотрела на меня.
– Разбудили? – участливо спросила она.
– Нет, – ответила я. – Сама проснулась. Живот болит, сил нет. Думаю, выпить таблетку или нет.
Старушка внимательно посмотрела на мой живот, прищурилась и сказала:
– Не расстраивайся, скоро пройдёт. Нервничаешь много. Главное, не простывать. Моя дочь работает директором школы для девочек, модно было какое-то время назад раздельное обучение, так она говорит, что родители перестали следить за тем, чтобы девочки тепло одевались. А потом начинаются проблемы с деторождением.
Старушка выговорилась и снова посмотрела в окно.
Я повернулась в сторону тамбура. Входящие, а их было пятеро (три парня и две девушки), сгрудились перед дверями туалета. У одной девушки на руках был ребёнок. Она увидела, что я не сплю, и направилась ко мне.
– Простите, – сказала девушка. – Вы не присмотрите за малышом, пока я схожу в дамскую комнату?
Я кивнула и осторожно взяла малыша на руки. Это был карапуз месяцев восьми от роду. Хорошенький розовощёкий мальчик в тёплом комбинезоне голубого цвета доверчиво смотрел на меня.
– Я быстро, – сказала девушка и ушла в тамбур.
Малыш не доставлял особых хлопот. Чтобы он не расплакался, я отвлекала его внимание своей цепочкой с подвешенным на ней кулоном из горного хрусталя.
Через несколько минут мать вернулась. Старушка внимательно смотрела на нас.
– Сейчас и к матери идти не захочет, – тихо сказала она.
Девушка протянула руки, маня ребёнка к себе. А он вдруг действительно отвернулся от матери и уткнулся мне в грудь.
– Тогда пока-пока? – помахала ребёнку рукой мать.
Тот помахал маме в ответ и снова спрятал лицо у меня на груди. Девушка развернулась и пошла в тамбур. Я с недоумением посмотрела ей вслед, переглянулась со старушкой (та развела руками, мол, молодёжь, что с неё взять), посмотрела на ребёнка. Малыш уже начинал тихо посапывать, засыпая у меня на руках.
Оставаться с чужим ребёнком дальше мне не хотелось, поэтому я двинулась за беспечной матерью. Открыла двери тамбура – никого. Прошла по соседнему спящему вагону, ещё один тамбур, ещё один вагон…
Дальше был вагон-ресторан. Открывая дверь, я от неожиданности вздрогнула. Шум, крики, радостные вопли и музыка обдали волной.
Дорогу мне преградил охранник.
– Туда нельзя, спецобслуживание. Сегодня свадьбу празднуют.
Я наклонила голову. Удивительное зрелище открылось мне. Гостей было много. Лица у всех закрыты масками, как на балу-маскараде. Мужчины во фраках, дамы (по-другому я не могла их назвать) все в золотой, серебряной парче. Платья такого кроя были модны в конце девятнадцатого века. Сверкали украшения, мелькали маски, всё было в движении.
Я рассмотрела убранство вагона и с удивлением для себя отметила – сколько же надо было потратить средств, чтобы ради свадьбы переоборудовать вагон под старину. Горели странной конструкции фонари, тяжёлые бархатные шторы, перетянутые золотым кручёным шнуром, закрывали часть обзора.
Тут из-за шторы выскочила мать ребёнка. Она была одета в униформу: чёрная жилетка с глубоким вырезом и открытой спиной, юбка в пол, зауженная книзу, с разрезом глубоким до невозможности. В руках у девушки был поднос с графином, хрустальными стопками и закусками на шпажках.
– Нет, я не поняла, что происходит? – гневно спросила я девицу. – Милочка, я в няньки не записывалась!
Девушка умоляюще посмотрела на меня. Ребёнок у меня на руках крепко спал.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – речитативом прошептала она. – Если я сейчас уйду, мне не на что будет жить. Умоляю, помогите! Только присмотрите за ним немного, через час у меня будет перерыв и я забегу к вам.
Я не сразу поняла, что с лицом девушки что-то не так. Начала приглядываться, потому что освещение было плохое. Но тут охранник стал подталкивать меня к выходу. Девица с подносом нырнула в вагон. Мне ничего не оставалось, как вернуться на своё место.
Старушка посмотрела на меня, с сочувствием вздохнула. Я осторожно положила ребёнка на своё место, укрыла одеялом. Повернулась в сторону старушки, чтобы перекинуться с ней парой слов, но на её месте никого не было.
И тут я пришла в себя. Как от толчка в плечо.
Я сидела на краю лавки в той же позе, в которой оставалась, когда смотрела на часы. Вагонное табло показывало 02.15. На моей постели ребёнка не было.
Я осторожно заглянула под лавку. Никого. Выглянула в сторону тамбура – никого. Весь вагон спал. Ущипнула себя за руку, чтобы понять, сплю или нет. Живот болел, я дотянулась до таблетки, но пить передумала.
Я поняла, что было не так с лицом девушки: оно отливало синевой, по шее проходила чёткая тёмно-бордовая полоса, прикрытая чёрной атласной лентой, а губы были почти чёрными. Сначала я подумала, что это образ для маскарада, а потом осознала, что она была просто мертва.
Заползла на своё место, улеглась и уснула.
Утром я спросила у проводницы, как давно она работает.
– Двадцать один год, – ответила женщина.
– Скажите, а свадьбы в вагоне-ресторане отмечают, было такое? – спросила я.
– Один раз за всё время видела, – охотно пояснила проводница. – Очень красиво было, необычно. Вы хотите свадьбу в поезде? Рекомендую договариваться с директором ресторана, минуя другое начальство.
Я ответила, что подумаю.
Здравствуйте, уважаемый батюшка Александр! Я очень люблю ваши публикации и частенько начинаю читать газету именно с них. Нужен комментарий к ситуации. Пожалуйста, по возможности ответьте на мои вопросы. Напишу обо всем по порядку.
Я всегда была девчонкой гордой – чуть что не так, первая бросала парней. Если бы кто-то сказал, что захочу покончить с собой из-за парня, от души посмеялась бы. Но в 24-й день рождения меня познакомили с мужчиной, который на 23 года старше. Я как его увидела, аж сердце ёкнуло. Мой идеал, сбывшаяся мечта: высокий зеленоглазый брюнет, дальнобойщик. Но наркоман и алкоголик – два в одном.
Стали встречаться. Никогда таким не верила, а тут, затаив дыхание, слушала:
– Девочка, с тобой у меня такая тяга к жизни проснулась… Увидишь, я завяжу.
Но однажды к нему пришла бывшая с дозой. И он обо всём забыл. Они укололись при мне (!), она ушла. Я понимала: надо встать и уйти навсегда, но впервые в жизни не могла. Только горько рыдала – первый раз при мужчине! А он утешал:
– Девочка, не всё сразу.
Я знала – врёт. Он принёс мне столько горя, сколько не приносил ещё никто, – но столько же и счастья. Когда я первый раз увидела его пьяным, он ни за что наговорил мне таких грязных слов, что я была в шоке. Позже умолял простить: мол, это по пьяни, он сам не знает, что говорит и делает. Когда он был трезвым, мы жили душа в душу, как одно целое, ещё ни с кем я не чувствовала себя так хорошо и комфортно. Всё было идеально: мы заботились друг о друге, он брал меня в рейсы на «КамАЗе», заезжали к его родным – чудесные люди. Но по пьянке матерился, оскорблял, хватался за нож, пытался поднять руку. Бил своих бывших, но по отношению к себе я такого не позволяла, а в гневе могла дать сдачи, чем ошеломляла его.
Один его верующий коллега сказал, что дьявол оседлал его и погоняет как хочет. И это правда. Как-то, выпив, он выдал:
– Ты не сможешь без меня. Если я умру, ты тоже умрёшь.
Другого я бы послала, но в нём в такие моменты было что-то жуткое.
– Ты откуда знаешь? – спрашиваю.
Кривая ухмылка.
– Я знаю.
А однажды, пьяненький, сказал, чтобы я уходила.
– Почему? – спросила я.
– Чтобы спастись.
Было столько отчаяния, слёз, безысходности. Мы расставались, но не могли друг без друга. Начальство долго терпело прогулы, потому что он был первоклассным водителем, но шеф нашёл в его «КамАЗе» шприцы и выгнал. Я делила с ним последнее, поддерживала, но он уже не мог без бутылки, денег на «ширку» не осталось, да и вен уже почти не было.
Моё терпение кончилось. Он пил до белой горячки и стал деградировать. Нёс бред: вроде искал брата под кроватью и в холодильнике или говорил, как к нему стучал сатана, а он не открыл. Это так ужасно! Я, кстати, думаю: может, у алкашей какие-то каналы открываются и они правда видят бесов?
Я решила завязать чувства в узел и расстаться с ним навсегда. Он просил дать ему последний шанс, но я и так слишком многое ему прощала. В силу своего характера ещё и по телефону стала над ним издеваться – припоминать его гадости. Он сгорел от водки – интоксикация, остановка сердца. И датой его смерти стал мой 25-й день рождения.
Я весело его отметила. А на другой день вечером пошли к нему с его другом Витей, потому что телефон несколько дней был занят – оказалось, трубка валялась рядом. Пришли в его общагу коридорного типа, дверь в комнату была прикрыта. Зашли, а там труп и милиция. С нас – объяснительные, его – в труповозку.
С этого вечера пелена слёз всё время застилала мне глаза. Думала: всё из-за меня, как я теперь без него буду жить, почему не пришла на два дня раньше? Это большое горе. Смысла в жизни больше не осталось. И не было никого, кто бы меня приласкал и пожалел.
Я взяла ключи от комнаты покойного, собираясь там повеситься, но в последней надежде позвонила Вите. Он, старый зэк, потом говорил, будто понял: что-то не то. И уговорил брата с женой отвезти его ко мне. Только благодаря им я не сделала тогда то, что точно сделала бы в таком состоянии. А ведь один брат покойного повесился. Параллельно с его второй женой забеременела его любовница, родила сына, а поскольку он предпочёл жену, напилась и тоже повесилась. И ещё много чертовщины в этой истории.
Он мне часто снился, звал. Пошла в общагу забрать фотки на память, перед уходом из его комнаты подняла глаза и пришла в ужас. Под высоким потолком висела икона Николая-угодника – ещё от матери ему досталась. Раньше она была нормальной, а тут смотрю – вся чёрная, и лик святого словно мелом очерчен. Хотя рядом с иконой белый тюль и всё вокруг чистое. Говорят, это оттого, что святой видит непотребное поведение человека. Это правда? Мне стало не по себе, и я поскорее ушла.
Постепенно вроде пришла в себя. Поклонники у меня всегда были, появился жених. Но всё не клеилось, как будто кто-то наколдовал. Я опять впала в депрессию. Покойник доставал в снах, похожих на реальность. Впервые пошла в церковь, свечку поставила. Священник же, узнав, что я некрещёная, всем видом показывал, что собирается уходить. Сказал, что покойный грешник выбрал путь в погибель и ему явно не к кому обращаться, вот и приходит ко мне. Надо за него молиться, а мне необходимо покреститься и лишь тогда приходить на исповедь. Я заказала сорокоуст.
Но вскоре снится мне усопший: открывает дверь из тьмы, глаза блестят, нетерпеливо говорит: «Я всё равно тебя заберу. Ты принадлежишь только мне. Ты обещала!» Да так зло. Проснулась в ужасе.
Мне говорили, что дьявол принимает облик человека, чтобы через пропащую душу завладеть кем-то ещё, что я молодая, красивая, всё впереди, что я зациклилась на недостойном. Но всё зря. И я всё же совершила попытку самоубийства. У меня были все шансы умереть, но из-за абсолютно нежданного обстоятельства осталась жива, и травматолог, возмущаясь тому, что я натворила, но и сочувствуя, вытащил меня с того света. Думаю, из одной благодарности к нему это больше не повторится.
Отец Александр, с тех пор я периодически думаю: как отражается на дальнейшей жизни несостоявшихся самоубийц попытка уйти из жизни? За это как-то расплачиваются они или их дети? И почему Бог одних суицидников не спасает от смерти, а других спасает? Для чего?
За всю жизнь ни один покойник не доставал меня так. Некоторые вообще не снились, хотя я сама хотела ещё хоть во сне их встретить. И ещё ни с кем не было такой мистики. Я даже дни рождения не могу отмечать, как раньше. Зачем он мне встретился? И как уберечься, если, не дай Бог, когда-нибудь полюблю такого же?
Прочла все три части. Хочется еще и еще читать
Подскажите сайт где вы это взяли.вчера еще прочитала тепрь думаю весь день.еще почитать хочется)))))