Про выходной и динозавров.

Проснулась я сегодня, глянула в сумрачную заоконную тьфу и внезапно поняла, что случилась самая такая погода для окультуривания детей. А чем еще полезным в такую тьфу заниматься, а?
Окультуриваться мы поехали в театр кукол, в стольный град Киров. Но нежданно так, по приезду, в театре кукол куклы кончились. В смысле закончились билеты. Я искренне поблагодарила кассиршу за разочарование и мы печально вышли под октябрьский неласковый дождь, — я и двое грустных детей, в смешных капюшонах, резиновых сапогах, сжимающих в маленьких лапках пакетики с театральными запасными сандальками. Спасибо тете Кате. Она рассказала, что в этом здании есть палеонтологический музей. Я, три раза проговорив про себя слово «палеонтологический», морально увязла в сомнениях о степени соответствия развития моих периферийных, не особо интеллектуальных детей энтому глубоко научному слову. Задумалась под дождем. Еще раз задумалась. Припухла от задумчивости. Посмотрела на влажных детей и решила, что лучше потрогать это палеонтологическое, чем вконец отморозить маленькие и уже сильно прохладные лапки, ибо о рукавичках я, как не шибко похвальная авто-мать, не подумала озаботиться.

Взяв за руку хоровод детей с котомочками, я успешно проникла в музей. Тут нам повезло в первый раз — музей был притягательно пустынен, заманчиво пах древностью, таинственно мерцал витринами и всяческими черепами, зачаровывал малиновыми бархатами и манил разнообразными скелетами. Очень манил. Особенно пятилетнего мальчика.

Я никогда бы не подумала и не верила до сегодня, что маленькому человеку мужского пола так плохо жилось по жизни без динозавров. По крайней мере этот мини-мэн заразил меня своим бешеным восторгом так эпидемно, что я до сих пор им пыхаю и машу крыльями, как заправский птеродаптиль. Эмоции брызгали через витринные стекла, стекали по окаменевшим рептилиям, стрекозам и всяческим двухсотмиллионнолетним, трехпалым следам. Стеклись эти эмоции в каменный бассейн, где на дне, зарытые в песке, в многолетнем ожидании детских лапок, покоились запчасти того, кто помер там, куда сложно долететь моему сознанию.

Сверху песка были заботливо выложены лакокрасочные кисточки, — для деликатного откапывания нашего восторга. Следующие полчаса мы упивались выкапыванием тайн. Особенно оттаявший от октября маленький мальчик. Мальчик Юра откопал скелетную конечность древнего хищника, девочка Катя — непропорционально огромный зуб, а их мать, по совместительству я, — два преступных, окаменелых следа. Я предположила, что именно этот зуб уничтожил преждевременно усопшую конечность вкупе с ее обладателем, и оставил свои следы, ибо преступлений без следов не бывает. Мальчик Юра добавил, что даже знает, чьи это следы здесь натоптали улики, и указал на оскаленный череп кого-то, постыдно подвешенного на всеобщее обозрение. Я догадалась, что убивца подвесили на общественный стыд во назидание другим подобным, и пофигу на разделяющие нас миллионы лет, потому что есть преступления, не имеющие срока давности.

Пофотав на телефон времен ранней Перми древние отпечатки жизни, любви и смерти, коллективно собрав из пазлов одного на всех динозавра обратно и раскрасив троих разноцветно, мы поклялись на репродукциях их предков вернуться сюда.
Во имя будущей жизни еще на двести миллионов лет.
Аминь.

Пы. Сы. Мой телефон годов выпуска позднего Палеозоя, потому панорама с мальчиком на пеньке, ехидно оскалившемся ящером, дымком от костра и вечно тихими зорями дает повод к вольной интерпретации настроения. Рабочие версии: «Мальчик, не улыбайся шашлыку, ты веган», «Он не смог дожить до моего рассвета», или «Мы все умрем, лишь Солнце троллит».

Кароч, жизненная такая панорама. Свои версии излагайте в коммах)