ДЕВОЧКИ ПРОЧТИТЕ ДО КОНЦА!!! ПОЧЕМУ У ПОПРОШАЕК ДЕТИ НА РУКАХ ПОСТОЯННО СПЯТ!

В переходе возле станции
метро сидит женщина
неопределенного возраста.
Ей можно дать с ходу и
тридцать, и двадцать три, и
сорок два. Волосы у
женщины спутаны и грязны,
голова опущена в скорби.
Перед женщиной на
заплеванном полу перехода
лежит кулек. В кулек
сердобольные
граждане бросают деньги. И
не бросали бы, да на руках
женщина держит
весомый «аргумент» в пользу
того, что ей деньги просто
необходимы. На
руках у женщины спит
ребенок лет двух. Он в
грязной шапочке, бывшей
когда-то белой, в спортивном
костюмчике. Переход – место
достаточно
оживленное. И течет
нескончаемым потоком
людская толпа, и звенит
мелочь в
кульке, и шуршат купюры.
Я ходил мимо женщины
около месяца. Я догадывался,
кому уходят деньги,
жертвуемые
многочисленными
прохожими. Уж сколько
говорено, сколько написано,
но народ наш такой –
жалостливый.
Жалостливый, до слез. Готов
народ наш отдать последнюю
рубашку свою,
последние копейки из
кармана вытряхнуть. Подал
такому «несчастному» – и
чувствуешь, что у тебя все
еще не так плохо. Помог,
вроде бы как.
Хорошее дело сделал…
Я ходил мимо попрошайки
месяц. Не подавал, так как не
хотел,
чтобы на мои деньги какой-
нибудь негодяй
купил себе кирпича одну
штуку, да вставил в стену
нового дома-дворца
своего. Пускай будет дыра у
него в стене, у негодяя этого.
Не будет
кирпича от меня. Но, судя по
тому, как попрошайке
подавали, хозяин ее
имел уже несколько домов-
дворцов.
Ну и попрошайке что-то
перепадает, конечно. Бутылка
водки на вечер, да шаурма.
Хозяева таких
«точек» попрошайничества
имеют немало, но отличаются
жадностью. И
жестокостью. На том и
держится их супердоходный
бизнес. На деньгах да на
страхе. Никто из опускающих
монетку в кулечек не знает,
что «встать» на
место возле Владимирского
собора невозможно, а
хождение по вагонам
метро с уныло-тягучим
«простите, что я до вас
обращаюся» стоит от 20
долларов в день. Или – знает?
В таком случае – знает, но
подает?
Никто из добряков,
жертвующих «мадонне с
младенцем», не задумывается
над
еще одним вопросом. Над
одним несоответствием,
буквально бросающимся в
глаза. Спустя месяц хождения
мимо попрошайки меня вдруг
как током
ударило, и я, остановившись
в многолюдном переходе,
уставился на малыша,
одетого в неизменно-
грязный спортивный
костюмчик. Я понял, что
именно
казалось мне
«неправильным», если можно
назвать «правильным» уже
само
нахождение ребенка в
грязном подземном переходе
с утра до вечера.
Ребенок спал. Ни всхлипа, ни
вскрика. Спал, уткнувшись
личиком в колено
той, кто представлялась его
мамой. Попрошайка подняла
на меня глаза.
Наши взгляды встретились.
Бьюсь об заклад, она поняла
то, что понял я…
У кого из вас, уважаемые
читатели, есть дети?
Вспомните, как часто они
спали в возрасте 1-2-3-х лет?
Час, два, максимум три (не
подряд)
дневного сна, и снова –
движение. За весь месяц
каждодневного моего
хождения по переходу я НИ
РАЗУ не видел ребенка
бодрствующим! Я смотрел
на маленького человечка,
уткнувшегося в колено
«мамы», и страшное мое
подозрение постепенно
формировалось в твердую
уверенность.
– Почему он спит все время?
– спросил я, уставившись на
ребенка.
Попрошайка сделала вид, что
не расслышала. Она опустила
глаза и
закуталась в воротник
потертой куртки. Я повторил
вопрос. Женщина вновь
подняла глаза. Она
посмотрела куда-то за мою
спину. Во взгляде ее
явственно читалось усталое
раздражение вперемешку с
полнейшей
отрешенностью. Я впервые
видел подобный взгляд.
Взгляд существа с другой
планеты.
— Пошел на… – произнесла
она одними губами.
– Почему он спит?! – я почти
кричал…
Сзади кто-то положил руку
мне на плечо. Я оглянулся.
Мужчина с типичным
лицом рабочего с
близлежащего завода
неодобрительно хмурил
седые брови:
– Ты чего к ней пристал?
Видишь – и так жизнь у нее…
Эх… На вот, дочка, – мужик
вытряхнул из своей огромной
пятерни монетки.
Попрошайка перекрестилась,
изобразив на лице смирение
и вселенскую
скорбь. Мужик убрал ручищу
с моего плеча, побрел к
выходу из перехода.
Дома он расскажет, как
защитил угнетенную,
несчастную, обездоленную
женщину от негодяя в
дорогой дубленке.
Милиционер, подошедший ко
мне в переходе на
следующий день, выразился
почти так же, как и его
«подопечная» попрошайка. И
на свой вопрос я получил
исчерпывающее:
– Пошел в…
А ребенок спал…
Я позвонил знакомому. Это
веселый и смешливый
человек с
глазами-маслинами. Он с
горем пополам окончил три
класса, и читает с
трудом. Полное отсутствие
образования не мешает ему
передвигаться по
улицам города на очень
дорогих иномарках и жить в
домике с бесчисленным
количеством окон, башенок и
балкончиков. Знакомый был
весьма удивлен
моей уверенностью в том,
что весь без исключения
подобный бизнес
контролируют представители
его национальности.
Я узнал, что в Киеве
попрошаек «держат» и
молдаване, и украинцы.
Причем, первые
специализируются, в
основном, на «инвалидах
войны». Мы часто видим их
на
переходах и светофорах,
снующими буквально под
колесами машин. Мнимые
афганцы «работают» также и
в метрополитене.
Всевозможными
«больными», хромыми и
«приехавшими делать
операцию» заведуют с
равным
успехом как украинцы, так и
цыгане. Бизнес этот, несмотря
на кажущуюся
стихийность, четко
организован. Курируется
попрошайничество
организованными
преступными группировками,
и деньги, брошенные
полунищими прохожими в
кулечек «обездоленного
инвалида», уходят
«наверх». Причем, настолько
«наверх», что, узнай об этом
сердобольный
прохожий, он потерял бы
сознание от удивления. Детей
берут в «аренду» у
семей алкоголиков, или
попросту воруют. Но это все,
что говорится,
цветочки.
Мне нужно было получить
ответ на вопрос – почему
спит
ребенок? И я его получил.
Причем, мой знакомый цыган
произнес фразу,
повергнувшую меня в шок,
вполне обыденно, спокойным
голосом. Как о
погоде сказал:
– Или под ***, или под
водкой…
Я остолбенел. «Кто под
***? Кто – под
водкой?!»
– Ребенок. Чтобы не кричал,
не мешал. Ей с ним целый
день сидеть, представляешь,
как он надоесть может?
Для того чтобы ребенок спал
весь день, его накачивают
водкой. Или –
наркотиками. Разумеется, что
детский организм не
способен справляться с
таким шоком. И дети часто
умирают. Самое страшное –
иногда умирают днем,
среди «рабочего дня». И
мнимая мать должна
досидеть с мертвым
ребенком
на руках до вечера. Таковы
правила. И идут мимо
прохожие, и бросают
мелочь в кулек, и считают,
что поступают благородно.
Помогают
«матери-одиночке»…
… На следующий день я стоял
в переходе возле
станции метро Л.
Милиционера, ответившего
мне вчера ругательством, не
было видно. Я запасся
журналистским
удостоверением, и был готов
к
серьезному разговору. Но
разговора не получилось. А
получилось
следующее…
У женщины на руках лежал
ДРУГОЙ ребенок. Мои
вопросы
попрошайка попросту
игнорировала с отрешенным
лицом. Меня интересовали
документы на ребенка, и,
самое главное – где
вчерашний малыш?
Попрошайка вопросы
игнорировала, зато их не
игнорировали торговки,
стоявшие рядом. От
женщины, торгующей
трусиками, я узнал, что мне
следует, мягко говоря,
удалиться из перехода. К
возгласам торговки
подключились ее
негодующие соседки по
ремеслу. Следом за ними –
прохожие
преклонных лет. В общем, я
был с позором выдворен из
перехода.
Оставалось одно – звонить
02 или искать милицейский
патруль. Но милиция
нашла меня сама. Сержант,
любитель посылать в…,
подошел ко мне и спросил
документы. Я документы
предоставил, и высказал свое
мнение по поводу
нахождения женщины с
ребенком в переходе.
Сержант со мною согласился,
и…
отправился звонить кому-то.
Я стоял перед переходом, с
полным ощущением
того, что пытаюсь бороться с
ветряными мельницами.
Спустя несколько
минут в переходе не было
уже ни торговок, ни
попрошайки со спящим
ребенком…
Когда вы видите в метро ли,
на улице ли женщин с
детьми,
просящих милостыню,
задумайтесь, прежде чем
ваша рука полезет за
деньгами. Подумайте о том,
что не будь вашего и сотен
тысяч подаяний, и
бизнес этот умер бы. Умер бы
бизнес, а не дети, накачанные
водкой или
наркотиками. Не смотрите на
спящего ребенка с
умилением. Смотрите с
ужасом. Ибо вы,
прочитавшие эту статью,
знаете теперь – почему спит
ребенок.