Как-то так получилось сейчас, что разговора с братом у меня в Skype не вышло. Он наехал на меня по поводу моего наплевательского отношения к моему же здоровью. А я пыталась ему доказать, что мне уже не пять лет и не пятнадцать даже. Но, судя по всему, убедить его в том, что я — не малолетняя дура — мне не удалось.
И села я. И задумалась. О том — почему я — в глазах брата, который старше меня всего-то на жалких четыре года — никогда не переступлю порог подростковости… Да и, вообще, о наших с ним отношениях… И многое в думах моих показалось забавным мне и достойным того, чтобы это записать. Для заметок. Пока не забыла...
Забавно, что Оливером Оливер стал не при рождении, а позже гораздо. И сделал его таковым тот самый К.Р., король Смерти невменяемый, невнимательный и на ухо, к тому же, тугой. Ибо — в момент когда кто-то знакомил их в неком душном и шумном ночном заведении ночного Торонто — К.Р. не расслышал имени «Ольег» и принял его за «Ноэля»… И сказал, что-то вроде: «Но, мне кажется, что полное имя, Оливер, тебе больше идёт...» И имя, которое никогда не было для брата моего ни полным, ни полупустым, так прилипло к коже его, так вошло в кровь, что сейчас он даже в телефонной книжке у мамы своей записан как «Оливер», а про то, что он Олег Игоревич на всём белом свете помнит от силы пять человек, может быть...
Забавно, что со всеми мужчинами, которых я не знала ещё, но которых потом полюбила, мой брат пересекался, а иногда и знакомился гораздо раньше меня. Со всеми троими, кого я люблю по-настоящему настоящей любовью. А также с теми, кто мой путь случайно перебежал, просто свернув не туда, просто шаг в сторону сделав. Это началось с Праедгарденссона — как с худшего из вариантов. И, надеюсь, это закончится на том человеке, которого я — как ни стараюсь — не могу сейчас разлюбить (Может быть, потому, что нельзя головой разлюбить то, про что тело тупое твердит: «Это — твой идеал!»...)… Да, я очень надеюсь не наступить ещё раз не те грабли, которые братом моим были нарочно оставлены на дороге моей петляющей. Надеюсь потому, что устала. И больше ничего не хочу уже… Но не признать, что за тенденцию я ему благодарна — я тоже не в силах...
Забавно, что все мои мужчины (любимые и просто мужчины) Оливеру активно не нравятся. Даже те, которые — прежде чем (навсегда или на какое-то время) стать моими мужчинами — были его друзьями. Со стороны это выглядит как синдром дога улёгшегося отдохнуть на стогу душистого сена. Но я достаточно хорошо понимаю подкорку этой Земли, чтоб понимать — ни одно её телодвижение не принесёт мне, Воде, никакого вреда. И история со «слитой» страничкой «ВКонтакте» — тому подтверждение только… Он ведь знал, что я знаю, что «личная жизнь» у того, кого я люблю, в «просто жизни» присутствует. Подозреваю, что знал и о том, что — в глубинах души я, злая ревнивица, не могу не согласиться с тем, что — для равновесия в Мире — она, эта самая «личная жизнь» должна быть у всех, мною возлюбленных (раз уж у меня она есть)… И он просто мне показал, то, что я не могла не увидеть однажды. Самым простым способом из самых болезненных, может быть… И в этом весь Оливер — пока он не может убить и уничтожить без шанса на воскрешение — он даже не рыпнется с места… Но — если появится шанс, то: «Прощай, Праедгарденссон Гайтерген Эрик, мы будем тебя вспоминать!»
Забавно, что, судя по всему, для Оливера в моей жизни не существует женщин. На полном серьёзе — как что-то серьёзно способное на мою жизнь повлиять. Любая женщина, которая рядом со мною оказывается — не исключая и ту, что меня родила — для братца моего — лишь статистка. И, да, отсюда же вытекает уверенность, которую поколебать ничем не возможно — святое убеждение в том, что ни одна особа женского пола не сможет мне навредить… Или хотя бы обидеть так, чтоб я это вспомнила три недели спустя...
Забавно, что именно Оливер — набор всех вредных привычек, которые можно навскидку назвать — не дал мне (в юности очень подверженной всяким влияниям — чаще всего, конечно, дурным) завести хотя бы одну… Иногда — удручая собственным примером своим… Иногда — прибегая к запугиванию… Но — не позволил. И всё...
Забавно, что Оливер приучил меня, некурящую, терпимо относиться к курильщикам. При этом не научив любить запах табачный, но — привив мне способность визуально наслаждаться этим странным процессом… Ибо, да, я обожаю смотреть как Оливер курит… Нет, когда он бросает курить — а делает он сие регулярно — зрелище его бешенства безсигаретного, конечно, занятней бывает, но то, как он курит — это медленное кино, сцена в цейтрафере снятая. И мне нравится на это смотреть: Он подносит житан к капризным губам, затягивается медленно-медленно и потом ещё медленней выпускает дым сквозь зубы из под чуть-чуть оттопыренной нижней губы — чаще всего — клубящимся столбиком вверх. И — пока дым рассеивается — Оливер говорит, держа перед лицом сигарету, зажимая её пальцами средним и указательным, и при этом время от времени проводит мизинцем и безымянным по нижней своей губе — как будто снимает приставшие к ней невидимые крошки табачные… Эту позу и этот жест я, кажется, дарила не раз персонажам прозы своей. Они ушла уже в мир, но с братом моим остались, и стоит ему закурить — я с удовольствием их наблюдаю.
Забавно, что я лишь недавно поняла, что если я возьмусь когда-нибудь за труд перечислить попунктно всё то, чему научил меня Оливер — мне не хватит ни жизни, ни слов… Потому как есть у меня ощущение, что именно брат мой — виновник того, что я хоть что-то умею. От «разговаривать» до «целоваться», от «читать хорошие книги» до «не заморачиваться по поводу кармы плохой»...
И — ещё раз — очень забавно, что об Оливере я очень редко пишу. А уж когда пишу, то все, кто это читают, могут уверены быть — до того, как сесть и писать — я в Skype с братом погрызлась, обозвала его «заразой», и, возможно, даже послала куда-нибудь в сторону Пизы и памятников этого прекрасного города...
